Шериф предложил допросить ее в гостиной. ФБР не соглашалось. Она должна ехать в отделение. Точка. Дани только что вернулась из Лос-Анджелеса. Она сказала им, чтобы они ушли с ее собственности. Когда они отказались, она вошла в дом и вернулась с пистолетом. Начала стрелять.

Я не могу поверить, что Дани пристрелила копа. Она законопослушный избиратель, она позволяет департаменту местного шерифа пользоваться уголком ее собственности – они там ежегодно устраивают барбекю. Она оборудует там для них тир, и они бегают и стреляют на синхронизированных маршрутах, пробивают мишени из металла, которые она нарезает для них, пока Мишель жарит свинину. Копы – ее герои, и я помню, как тяжело она восприняла 9/11. Так что мне трудно поверить, что она пристрелила какого-то полицейского.

Доктор Кэрол тоже не вполне верит в это, и потому она звонит разным людям, пока не доискивается до истины.

– Никого она не застрелила, – со вздохом облегчения говорит наконец доктор Кэрол. – Тут произошла путаница. Она стреляла в воздух. Ее обезвредили тазером. Я знала: она никогда не наведет оружие на полицейского.

Оказывается, что это не единственная хорошая новость.

– И Джулия жива, – говорит она. – В нее попали три пули, и сейчас она в отделении интенсивной терапии, но пока без сознания.

– Я знала, что она жива, – говорю я, чувствуя, как расслабляются мои плечи. Я даже не отдавала себе отчета, насколько я испугана.

Доктор Кэрол продолжает:

– Должна вам рассказать не слишком радостную новость о Дани. Причина, по которой они возобновили расследование того дела. Кто-то другой признался в этом преступлении.

Я смотрю ей в глаза.

– Ее нужно поместить под надзор в целях предотвращения самоубийства, – говорю я.

Доктор Кэрол кивает.

– Я позвоню.

* * *

Убить непросто. Убить брата непросто вдвойне. А найти того, кто убил твоего брата, – вообще самая нерешаемая задача на свете. Доктор Кэрол имеет возможность пробиться к кому-то, и они переводят Дани в камеру с наблюдением. Она всю дорогу отбивается от них, кричит, зовет Мишель. Копы прислали «скорую» и перевели Мишель в хоспис. Не могу себе представить, чтобы, с учетом состояния Мишель, это продлило ее дни. Они любят это ранчо, и Дани обещала Мишель, что та умрет здесь. Дани ничто так не ненавидит, как нарушение собственных обещаний. Она сейчас просто в аду.

Для нее это знакомое место.

В восьмидесятые старший брат Дани Ник любил убивать животных. Он был крупный и трудно контролируемый и считал забавным причинять боль тем, кто меньше его. Когда Дани было семь, Ник как-то вечером напал на их няню. Он так ее изуродовал, что его пришлось отправить в исправительное заведение. Родители взяли Дани на свидание с ним в день его восемнадцатилетия. Ей тогда было десять. Она говорит, его так накачали «Торазином», что он даже глотать толком не мог, а грудь его рубашки была до прозрачности пропитана слюной. Больше она никогда туда не ходила.

– Я была ребенком, но это не оправдание, – сказала она в группе. – Я должна была приходить к нему.

В следующий раз она увидела Ника, когда ей исполнилось семнадцать. Гроза оставила заведение без электричества, и нескольким обитателям удалось бежать. Ник украл несколько комбинезонов и пробрался в их чудный маленький пригород, он хотел понять, почему его младшая сестренка не приходит к нему. Он надел маску. У него при себе был нож. Наступил Хеллоуин.

Дани в тот вечер подрабатывала няней, собирала деньги на переезд. К тому времени она уже знала, что она квир, и хотела поскорей убраться из Нью-Джерси куда подальше от Восточного побережья. Она хотела уехать на Дикий Запад, где чистый воздух, где пасутся на свободе кони, где она, может быть, найдет ковбойскую любовь.