Опрокинем давай-ка стакан
И запросит душа сразу песен!
Степан грустно сказал: – «Говорят,
Что встречать надо с хлебом и солью
Тех, кто выбиться в люди хотят.
Что ж нигде не встречают с любовью?
Не пускают даже на порог,
Отзываются всюду нелестно,
Преподать стараются урок,
На твоё указывая место.
Пробовал писать даже стихи,
В них немало вложил старания,
А теперь стыжусь той чепухи,
Не привлёкшей людей внимания
На задания возить хотел
Я в милиции группу захвата,
Закрепиться в Москве не сумел,
Так как школьного нет аттестата.
Я ведь думал, что, если страдал,
То воздастся потом мне сторицей,
Но себя ощущать теперь стал,
Не сумевшей взлететь в небо, птицей.
Глотать должен вековую пыль,
Насыпая горы торфяные,
Стала жизнь мне видеться, как быль,
И зовут уже миры иные!
Ямской вскрикнул: – «Выпей-ка полста,
А потом расскажешь, что случилось».
– Не гневил ничем ведь я Христа,
Почему же впал к нему в немилость?!
– Ты с вопросом если бы таким
К заключённым в тюрьме обратился,
Посчитали бы тебя больным,
Что умом от горя повредился.
Простаком себя не выставляй.
Говорят ведь: – «На бога надейся,
Но и сам, конечно, не плошай».
Лбом-то сильно об алтарь не бейся.
Не спешит на помощь к людям бог.
К нему сколько взывало у бездны,
И он разве кому-то помог?
Ходят только о нём лишь легенды.
А как именно выглядит бог,
Ведь никто доподлинно не знает,
Создавали образ кто как мог,
Суть лишь в том, что страдать призывает.
Разве он осчастливил кого?
Вот, к примеру Лазарь воскрешённый
Не от мира стал будто сего,
Так и жил от всего отрешённый.
Весть Марии Магдалине дал,
Воскресенья что чудо свершилось,
Но ведь мир другим так и не стал,
Ничего с тех пор не изменилось.
Лучше стало, что ли нам теперь?
Видим, что нет, глядя в историю.
Каждый должен зубами, как зверь,
Отгрызать себе территорию.
Как и раньше, добрый обречён
К сильным мира идти за милостью,
Кто сраженьем за власть увлечён
И пугает нрава строптивостью.
Я вот «Библию» всю прочитал,
Там работая в библиотеке,
Но не понял, что бог завещал:
Менять мир иль что-то в человеке?
По природе ведь каждый из нас
Слыть не хочет рабом иль тираном,
Пропустить не желает лишь шанс,
Не пропасть чтоб в мире это даром.
И всё с преданностью мы глядим
На тех, кто выше положением.
За них душу и жизнь отдадим,
Наградят если повышением.
Порой кажется мне, что псалмы,
Для преступника – самоучитель,
Ведь, как выйти сухим из воды,
Пример видит в них злобный мучитель.
Как иначе можно толковать,
То, что, звавшего нас к жизни светлой,
Хором требовали все распять,
Издеваясь при этом над жертвой?
Честно жить для них значит страшней,
Чем с разбойником за углом встреча,
И того казнить было важней,
О приходе чьём вещал Предтеча.
Если бы не настоял народ,
То распят бы злодей был Варавва,
Но кричали все: – «Пускай живёт!
Над Христом пусть свершится расправа!»
«Люд, не ведавший, что он творил»,
Со слов, их простившего, Иисуса,
Тут Иуду во всём обвинил,
Заклеймив, как продажного труса.
И две тысячи лет уж о нём
Говорят все, как о предателе,
А другие вроде ни при чём,
Рядом были, как наблюдатели.
Что нам может внушить такой бог,
Что был жалок и слаб перед казнью?
Бунтовать чтобы никто не мог,
А иначе будешь смешан с грязью,
Он беспомощностью ведь своей
Перед тем, что на него свалилось,
Убедить сумел только людей,
Ни к чему что искать справедливость.
Что имущих власть лучше не злить,
Чтоб позор не случился с тобою.
Коль захочешь что-то изменить,
То раздавлен ты будешь толпою.
Обращаться не смел чтобы в суд,
Даже если и душит обида,
Так как там за Иуду сочтут,
Доведут стыдом до суицида,
Мы за бога приняли Христа,
С кем несчастье большое случилось,
И с тех пор настигать участь та