***

Приступил к знакомой работе, хотя, по большому счёту, в ближайшей окрестности царил почти идеальный порядок. Сухие сорняки легко поддавались, земля крошилась под руками. Вот, пожалуй. Я отвинтил крышку и заменил её другой, с дырочками. Так, во-первых, удобней поливать, и, во-вторых, подсохшая растительность лучше впитывает влагу и равномерней. Лейкой я не пользовался – те две, неосторожно оставленные мною под скамейкой, бесследно исчезли.

Цветочки медленно оживали, и тянулись к солнцу. Я присел на скамейку и закурил. Все, на сегодня моя миссия почти закончена. Собрать со своего участка оставшееся, сесть на маршрутку, приехать домой и действовать по намеченной программе. Но, в принципе, можно и здесь, на свежем воздухе и лоне, так сказать, природы. Второй вариант предпочтительней. В любом случае, я буду отдыхать. Сытые собаки – тоже, и лишь позже пойдут на вечерний круг. А мне надо помыть руки, переодеться – возишься с землей, и понимаешь, что остаться совсем чистым нереально.

***

Я подумал о старой женщине, сегодня её не было, но могилка была в порядке. Ей вовсе необязательно приходить, приезжать по выходным, когда сможет, тогда и выбирается, но какая воля. А мне что делать? Ехать домой расхотелось – лучше я приму ещё и посижу здесь. В квартире душно и жарко, а здесь, под сенью, можно отдохнуть. Солнце пусть и переместилось, однако на меня падали только отраженные или пробившиеся сквозь густую листву лучи. Но сначала, захватив с собой бутыль, прошёлся по аллейке, сворачивающей к другому, почти центральному, входу. Почти – потому что главный был на Литераторские мостки, где покоились знаменитости… Я туда ни разу не заходил, и не думаю, что когда-нибудь проявлю подобный интерес.

На обратном пути остановился напротив одинокого памятника. Существует несправедливость, да. Полил цветочки, покачал головой и на минуту присел – пора на своё место. Я уже был готов приподняться, но…. Она подошла внезапно, и бросилась на памятник. Потом – а что вы здесь делаете? Я спокойно ответил, что, мол, проходил мимо, цветочки красивые, жаль, если завянут. Полил и намеревался уйти тотчас, чтобы не смущать и не быть свидетелем.

– Всё будет хорошо, – привычно сказал я, ясно представляя, что это не более чем штамп, но что иного я мог сказать. Всё? Хорошо? Нет, Вы не понимаете. Ничего не будет. Ни-че-го, – она четко произнесла по слогам, будто не понимая, что просто так люди – и я в том числе, – сюда не захаживают. Женщина – а на вид ей было не больше тридцати, в короткой цветной юбке и прозрачной блузке – напомню, что термометр убежал за тридцать, какой уж тут траур, бессильно опустилась на скамейку рядом со мной. Она была явно измождена, и выглядела, как бы сказать. Но я не мог не отметить её привлекательности даже сейчас – длинные светлые, почти платиновые волосы до середины спины, неестественная худоба при весьма приличном росте. Ну что поделаешь. Пройдёт какое-то время, и она будет заходить сюда несколько раз в год, когда принято, заведёт себе бой-френда. Жизнь неизбежно продолжится. Я почувствовал сдавленные рыдания, переходящие в почти истерику. Она прислонилась ко мне, как к единственной точке опоры.

– Пойдёмте отсюда, в тень.

Она послушно последовала за мной, под сенью окружавших мою, так сказать, обитель, клёнов и лип, было прохладней.

– Вот, выпейте, – я налил стаканчик и наполнил его квасом, конечно же, бутылка была в пакете и стояла в тени, – и поднес к губам женщины. Руки у неё дрожали, она с трудом осилила стаканчик, но ни дрожь, ни истерика не унимались. Вот те на! Попал. Надо мне это? Попробовать более радикальный способ? Набуравил в стаканчики уже из другой бутылки. Она глотнула, словно это была простая вода. Машинально проглотила бутерброд. Пришлось подсунуть ей огурчик.