Только сейчас до меня доходит, что всю эту херню парни выдумали лишь для того, чтобы вывести меня из застойного болота, в которое меня затянуло. В очередной раз не сдерживаюсь и начинаю ржать до рези в животе и брызжущих из глаз слёз. Наверно, нервное...

Парни подключаются, и мы дружно выпиваем ещё по паре стопок.

– А если серьёзно, – выдаёт вдруг Костян, смотря на меня. – Что с тобой происходит в последнее время?

Я не знал, что именно он хочет от меня услышать. Трагедии парней тоже были серьёзными, но только у меня, Лёхи и Кирилла они были непосредственно связаны со старшим братом последнего. Костяну с Егором просто не повезло. Хотя нет, Костян сам был виноват в своих бедах, потому что нехрен было садиться за руль в нетрезвом виде. На себя самого он уже давно перезлился, а вот я...

Это как в фильме «Ночь в музее»: были там лошади, которые останавливались, только услышав слово «Дакота». Так и я, – стоило услышать имя Никиты, как меня тут же накрыло, причём так, что до боли хотелось почесать об него кулаки.

– Всё со мной нормально, – бурчу в ответ.

Мы все, конечно, будущие психологи, хотя парни мне и без этого бы не поверили, но самокопание – это одно, и совсем другое, когда кто-то – пусть и лучшие друзья – хочет вытащить твою внутреннюю черноту наружу и рассмотреть её под микроскопом.

– Послушай, я понимаю, что всё произошедшее – и то, через что мы прошли, и возвращение Никиты – не назовёшь эпизодом из хорошей жизни, но ведь минус на минус даёт плюс.

Костян действительно верил в то, что говорил, но...

– Это правило работает только в математике. Во всех остальных случаях получается просто двойной пиздец. – Я минутку подумал. – Мне бы очень хотелось расквасить его рожу.

Кирилл хмыкнул.

– Уже сделано. Но насилие умножает насилие. К тому же, не забывай тот факт, что всё в этой жизни возвращается бумерангом. Ну, кроме добра, оно чё-то не возвращается обычно, хер знает, почему.

Ещё несколько часов мы просидели в хорошей атмосфере пофигизма, а после друзей вновь потянуло пофилософствовать. В будущем я обязательно поделюсь с ними помоями своего отвратного настроения, но сейчас мне просто хотелось побыть одному.

– Я, наверно, уйду пораньше, – чуть заплетающимся языком донёс до парней информацию. Они недовольно нахмурились, и я поспешил объясниться. – У меня уважительная причина.

Парни переглянулись и посмотрели на меня заинтересованно.

– Это какая же? – поинтересовался Егор.

– Вы меня все заебали.

Лёха хмыкнул.

– Аргументный аргумент.

Допив остатки коньяка, я поднялся на ноги и двинул на выход. Уже у самых дверей меня стопорнул Кирилл, схватив за рукав аляски.

– Ты только глупостей не наделай, Макс, – серьёзный тон не вязался с его остекленевшими глазами. – И помни, что мы все по-прежнему друзья; нет нужды тянуть всю эту грязь в одиночку.

Я кивнул, крепко пожал протянутую руку и вышел на морозный воздух.

Всего через неделю мир будет отмечать Новый год; уже чуть ли не каждая витрина магазинов и кроны деревьев были увешаны украшениями и гирляндами, создавая праздничное настроение. А мне было совершенно плевать на всю эту мишуру, потому что ощущение праздника я потерял, ещё будучи учеником одиннадцатого класса, когда пришлось раньше времени повзрослеть и узнать, что в людях есть не только добро, но и много дерьма. А отдельные индивиды вообще состоят исключительно из грязи.

Подойдя к машине, я вытащил из кармана куртки сигарету и закурил, пуская в небо сизое облачко. Парни не знали об этой моей дурной привычке; я бросил курить еще четыре года назад, когда потихоньку начал приходить в себя, но с недавних пор возобновил эту привычку. Дым заволакивал мозги и лёгкие табачным коконом, который хотя бы немного притуплял регулярные приступы ярости. Я позволял себе курить везде, кроме салона автомобиля: парням пока рано знать о том, что я снова сорвался.