Между тем праздник женитьбы татарского плуга-сабана и земли разворачивался самым широким образом. Угостившись варёной бараниной, мясными пирогами и сладостями, народ занимал места для развлечения и зрелищ. По правую руку от центра амфитеатра кучковались казанские татары. Простые, не богато, но очень опрятно одетые люди сидели или стояли внизу, седых стариков усадили на специально приготовленные кожаные тюки. Почётные места занимали богатейшие вельможи Казани, за спиной которых стояла грозная охрана. Левая сторона наполнялась людьми в массе своей более разношёрстными и без признаков оседлого образа жизни.

Попавшие в казанскую сторону майдана Молога и Сергуля очень быстро почувствовали острую состязательность между казанцами, столичными горожанами и луговыми сельчанами, и арскими людьми – жителями непроходимых лесов и живописных урочищ. При сугубо мирном характере праздника конкуренция была азартная. Сначала всех завели смехом и подбадривающим гиканьем дети и подростки, которые соревновались в прыжках в мешках. Прыгающие падали, снова вскакивали, мамаши их и бабушки всплескивали руками, переживая за своих чад. Наконец определился победитель.

– Подмастерье Сергуля! – вдруг воскликнул сидящий среди русских Рашид. – Сейчас будет совсем интересно! Иди на майдан, покажи быстроту и ловкость! Поймав одобряющий взгляд деда Сергуля пролез под жердью ограждения и вышел к соревнующимся. Его тут же вовлекли в группку казанских мальчишек, сунули в рот деревянную ложку и положили в неё яйцо. Задачей состязания было быстро, как только можно пересечь майдан с ложкой во рту и лежащим в ней сырым куриным яйцом, обогнуть один их двух стоящих посередине столбов и вернуться к своим. Когда всё началось Дербышинские берёзовые рощи сотряслись от хохота и топота: кто-то из бегущих ронял яйцо, кто-то падал и давил эти яйца своим весом, кто-то спотыкался об упавшего и падал или ронял яйцо на голову лежащего. Тех, кто пытался помочь себе руками придержать ложку, взрослые смотрители оттаскивали за ворот в сторону. Немногие, в том числе Сергуля, проделали надлежащий путь без потери. Правда, мальчик придержал яйцо рукой, когда споткнулся, но этого не увидели, либо простили. Сергуля вернулся к деду сияющий со своей наградой – раскрашенной глиняной свистулькой в виде диковинной птицы и печёным треугольником.

Всеобщей атмосфере азарта поддался и Василий.

– Дядя Саша, а дальше что будет, как думаешь! Надо уделать этих арских, я пойду, кабы знать, что делать!

– А ты спроси вот этого, Рашида. Он похоже всё знает. Тут столбы не зря стоят. Видишь, Васька, какой у них тут хороший строевой лес. Сосна или ель не разгляжу – саженей на восемь в высоту и без единого изгиба! – отвечал Молога.

– Рашидик! Чего дальше будет, знаешь? – небрежно крикнул Василий.

– Иди, воин, иди. Тебе понравится!

У столбов, мало того, что гладких и без намёка на сучки, так ещё кажется и намасленных, выстроились человек по десять с каждой стороны. На верхушке каждого столба в корзине, неведомо каким подъёмным механизмом туда доставленной, сидело по петуху. Попытка залезть на столб у каждого была только одна. Некоторые не могли подняться ни на вершок, просто скользили на месте – их прогоняли. Некоторые зависали на трёх-четырёх аршинах от земли, но потом тоже съезжали к основанию. Наконец, один из арской стороны, коренастый и невысокий татарин, подошёл к столбу не торопясь. «Искандер, алга!» – раздалось над майданом. «Это Искандер, сотник у Епанчи!» – закричал кто-то из арских. Цепляясь крепкими, явно привыкшими к постоянной конной езде, ногами в мягких кожаных тапках татарин полез на столб не спеша. Совершая рывок вверх руками он тут же крепко обвивал ногами столб, давал рукам отдых и – снова рывок.