К этому-то атаману, спасавшемуся теперь от Московских воевод, и отправил грамоту Семен Аникиевич, приглашая его поступить к нему на службу вместе со всею удалой дружиной своей.

Ой, да и прыткая же ты, боярышня…

Ишь, ноженьки-то резвые у тебя! Николи не нагнать… Который раз горю, и Дуняшу, и Машеньку, и Домашу, всех догнала, а тебе не в мочь….

Ровно белка ты лесная бегаешь, – говорил Григорьевна, миловидная, со вздернутым носиком девушка, отделяясь из толпы бегавших в горелки подруг.

– То-то прыткая… Небось, у самой Алызги-полонянки бегать-то научилась, – засмеялась красивая, белокурая, свеженькая, как спелое яблоко, румяная девочка, лет 14, с длинной, до пояса, русой косой, с ясными, как весеннее небо, голубыми глазами.

– У Алызги, говоришь. Да нешто бегает она когда, Алызга наша? Небось, крот-кротом сидит у себя в углу. Николи ее в сад не вытянешь.

– Ты не вытянешь, а я вытяну хоть сейчас! – засмеялась веселым смехом девочка и, сделав знак своей собеседнице, приложила руку ко рту и громко, протяжно крикнула:

– А-а-лы-з-га! А-а-лызга!.. Где ты?

– Никак боярышня наша полонянку кличет? – крикнул кто-то из толпы девушек, и в одну минуту они со всех ног кинулись к белокурому подростку-девочке, которую почтительно называла боярышней ее черненькая подруга.

– А-а-лызга! – еще раз крикнула блондинка и, не медля ни минуты, зорко вглядывалась в окружающие их садовые кусты.

Притихла, замерла вместе с нею и шутливая толпа девушек. Тишина воцарилась в большом Строгановском саду, находившемся в центре окруженного толстою стеною с бойницами городка-острога на берегу реки Вычегды.

Грозным и недосягаемым казался острог этот. Из отверстий бойниц выглядывали жерла пушек. От ворот через ров был перекинут подъемный мост.

Ближе к стенам шли заметы и насыпи. У тесовых ворот стояли пушки.

Вооруженные пищалями воротники[29] прохаживались по валу, зорко поглядывая, не мелькнет ли где подозрительная фигура дикаря-югорца, злейшего врага Строгановских поселков и городков.

Мелким кустарником поросла кругом степь. А на дальнем краю ее, на горизонте, тянулись высокие Уральские хребты. Ближе к острогу ютились селенья, золотились поля и нивы, сверкали тесом крепко сбитые, еще новенькие избы поселенцев. И все это было отгорожено высоким тыном и укреплено пушками, из опасения набегов тех же кочевников, что без удержки хозяйничали в степи.

С такими же предосторожностями были обставлены и соляные варницы, где гнали соль промышлявшие ею купцы. Словом, Строгановские городки и поселки представляли из себя ряд хорошо вооруженных и недоступных по виду крепостей. Тесовые крепкие стены, постройки, высокие и крепкие, из толстых деревьев, служили хорошей защитой. Безбоязненно могла резвиться и играть в густо разросшемся саду острога веселая шумная молодежь.

В этот теплый июньский вечер было как-то скучно сидеть в душных, хотя и просторных, горницах обширных Строгановских хором.

И Танюше Строгановой, племяннице и крестнице дяди Семена Аникиевича, родной сестре Максима Григорьевича, особенно не сидится у себя в светлице.

Веселая, подвижная как ртуть, девочка не выносит никаких рукоделий, которые составляли обычное времяпрепровождение русских женщин прежнего времени. Таня не боярышня-белоручка, хотя и называют ее боярышней холопы да сенные девушки. «Наш де Семен Аникич всех бояр знатных почище будет…

Он гость[30] именитый, самим царем пожалованный и отличенный, так неужто их кралечку боярышней не называть?» – говорят они на все замечания хозяев не величать «не по чину» своих господ.