– Я сотрудник банка. Пришёл разобраться, почему уже несколько месяцев вы не погашаете выданную вам на покупку дома ссуду.

Ноги у Насти стали ватными, она опустилась на лавку.

– Но… у меня умер муж…, ссуду платил он, а мне не с чего платить. Мне самой не на что жить, не знаю, чем кормить детей. У меня нет денег, чтобы платить банку.

– Я вам сочувствую, но платить придется. Набегают проценты и долг растёт. У вас нет денег, но есть дом. Если вы не в состоянии платить, нам придется продать ваш дом. Но лучше, если вы продадите его сами, и как можно скорее, тогда после погашения долга у вас еще останутся деньги, чтобы как-то устроиться с жильём. Долг-то не такой большой остался… Возможно, кто из родни одолжит нужную сумму?

Оставив на столе бумаги, в которых Настя ничего не понимала, непрошеный гость наконец удалился, а Настя, трясущимися руками собрав их, опрометью бросилась к Сане с Иваном. На семейном совете мозговали и так, и эдак, но другого выхода, кроме продажи дома, так и не придумали. С оставшимися после уплаты ссуды деньгами Настя решила возвращаться в родительский дом. Небось, там отец и братья не оставят её с детьми без крова. А то Еремей с Пелагеей приютят, всё ж родня. Избу их поправить, пристрой сделать, с деньгами-то, да с мужицкими руками можно устроиться. Да и прокормиться в большой семье, со своим огородом, легче. На том и порешили.

Вернувшись в свой двор, Настя окинула взглядом дом, с такой любовью отремонтированный Гешей, баньку, выстроенную его руками, огород-кормилец, скамеечку, помнящую их задушевные разговоры, и зарыдала в голос, обняв рябину.

Покупатели на дом нашлись довольно быстро. И то сказать – добротный дом с ухоженным подворьем, да за умеренные деньги. Труднее оказалось найти перевозчика, согласного отвезти Настю с детьми и всем домашним скарбом в далёкую Вятскую губернию. Можно было бы ехать поездом, но жалко было бросать всё нажитое, всю домашнюю утварь, одежду, посуду, патефон, и главную ценность – швейную машинку. Слишком трудно всё это досталось. После долгих поисков и расспросов привели к Ивану бородатого мужика из соседней деревни Суфино, назвавшегося Тимофеем. Трудно было определить, какого он возраста. Говорил он не много.

– Кобыла у меня молодая, телега вместительная, опять же, от дождя укрыться – рогожа есть. Сторгуемся – так довезу в лучшем виде.

Из-под кустистых бровей на Настю глянули колючие глаза. Тревожно стало у неё на сердце, однако выбирать было не из кого, лошадей на подворьях почти не осталось.

Иван взял на себя хлопоты с продажей дома, с банком, с оформлением бумаг. Часть денег, оставшихся после расчетов с банком, Настя отдала Сане, поскольку и её труда в дом было вложено немало. Оставшиеся кредитки завернула в тряпицу и спрятала в лифчик.

Наступил день отъезда. Сереньким, ветреным сентябрьским утром груженая подвода выехала с родного подворья. Усыпанная красными ягодами рябина печально махала ветвями им вслед. Настя шагала по грязной дороге рядом с подводой. Перед поворотом последний раз оглянулась на дом, в котором прошло столько счастливых, полных надежд дней, где рождались их с Георгием младшие дети. Теперь он стал чужим. Другие дети будут бегать по двору, качаться на качелях, поставленных Георгием. Чужие голоса, чужой смех будут раздаваться в доме. Другие люди будут провожать закат, сидя на их лавочке.

Настя вытерла слёзы и поспешила за подводой. Дети, как стайка нахохлившихся воробьёв, молча сидели на вещах. Галочка крепко прижимала к груди любимую, уже порядком потрепанную куклу. Рядом с Настей шли Иван и Саня. Живот золовки заметно округлился, и она тяжело опиралась на руку мужа.