Солнечным апрельским днем Настя отправила детишек играть во двор, сама взялась за уборку. Управившись с полами, выглянула во двор. Детей там не было. Испугавшись выбежала за ворота. Навстречу ей, держась за руки, шли ревущие дочки.
– Где Веночка? – выдохнула Настя.
– Он спрятался-а-а… Мы играли в прятки. Мы спрятались, а он нас искал, а сам потерялся-а-а, – размазывая слезы и перебивая друг друга, объясняли девочки.
Настя заметалась по улице, не зная, в какую сторону бежать. Из переулка вышла женщина. Она бережно прижимала к своему светло-бежевому пальто перемазанного в грязи Веночку.
– Ваш беглец? Держите. Иду, а он в канаве барахтается. Узнала соседа.
Настя много раз видела эту женщину, она жила в доме напротив, но разделяла их не только улица.
Однажды, в первые дни жизни в новом доме, Настя заметила, что муж замер у окна. Она подошла и выглянула тоже. Калитку соседнего дома закрывала молодая женщина в синем пальто с меховой горжеткой, в низко надвинутой шляпке и в ботиночках на каблучках. Таких разряженных дамочек Настя никогда не видывала, разве что на журнальных картинках.
– Ничего себе! Это кто такая? – ревниво спросила она мужа.
– Соседка, жена нашего главного бухгалтера Степана Игнатьича. Хороша баба, жаль – пустоцвет.
– Как это?
– А так. Сколь живут, а детей нет. Потому и пустоцвет.
Настя быстро перезнакомилась со всеми ближними соседками, кроме этой. Дамочка, всегда нарядная, молча проходила мимо. Ну и Настя не лезла к незнакомке, ей своих хлопот хватало. Она не догадывалась, как часто та с тоской наблюдает из-за кружевной занавески за играми ее детей, то смеется над их проказами, то вытирает непрошеную слезинку.
После того случая с Веночкой женщины познакомились, а вскоре и подружились. Дуся (так звали дамочку) оказалась милой, доброй. После несчастного случая, приключившегося с ней в молодости, детей у нее быть не могло. Однако жениха ее это не отпугнуло. Будучи много старше своей жены, он относился к ней, как к своему ребенку, баловал, наряжал, но на работу не отпускал. Да она и не рвалась. Денег в семье хватало. Дуся коротала время в заботах о доме, о себе, да в вязании многочисленных кружевных салфеток и воротничков. Приятельниц у нее было немного, все такие же, как она, жены местных начальников. Дуся скучала в их компании.
Соседка узнала, что Настя умеет шить, и упросила ее принять заказ на платье. Потом еще на одно. А пока Настя сидела за швейной машинкой, та играла с детьми или уводила их к себе в гости.
Дети к новой знакомой шли охотно. Все в ее доме было для них удивительным: и черный блестящий диван с выстроившимися на полочке поверх кружевной салфетки семью слониками; и высокий фикус с гладкими блестящими листьями; и большое зеркало в резной раме, висящее напротив входной двери; и абажур с бахромой над круглым столом, покрытым кружевной скатертью; и настоящий мягкий ковер под ногами, вместо половичков. Но больше всего удивляло их радио, не такое, как квадратный рупор на столбе около клуба, а свое, в деревянном ящичке. Дети с любопытством вслушивались в музыку и голоса, доносившиеся сквозь легкое потрескивание. Девочки заворожено листали книжки и журналы с яркими картинками или наблюдали за быстрыми пальчиками Дуси, ловко орудующими крючком. А Веночка играл со слониками.
В конце июля, в самую жару, родилась в семье Халевиных еще одна дочка. Девчушку назвали Галочкой. Спокойная черноглазая кроха быстро стала всеобщей любимицей. Теперь Дуся проводила в их доме все свободное время, помогая купать, пеленать, баюкать малышку. Она же стала крестной мамой девочки, отдав ей всю свою нерастраченную любовь. Степан Игнатьевич поначалу радовался, что жена больше не тоскует, потом слишком сильная привязанность ее к чужим детям стала его тревожить, но изменить он ничего уже не мог. Так, в заботах, трудах и радостях незаметно текли дни.