– Он отверг ее?
– В том-то и дело! Вот позор!.. Ничего такого не слыхано было с тех пор, как Визант, сын Посейдона, положил первый камень в основание этого города! Как ты считаешь?
– Ужасно!
– Я тоже так думаю!
Разговаривая таким образом, Василий и Марциан уже покинули дворец и шли по улицам Константинополя. Был жаркий день. Константинополь казался вымершим. Все попрятались в тени домов.
– Куда же мы идем? – спросил Василий.
– Погоди, ты это скоро узнаешь. Но я продолжаю о варяге… как его звали-то? Да! Изок! Какое варварское имя! Язык можно сломать. Посуди сам, разве могла перенести подобный позор гордая Склирена?
– Конечно же нет. Что этот Изок, как ты его назвал, и что – она!
– Очень рад, если ты держишься моего мнения. Склирена приказала бросить его в темницу Демонодоры, надеясь, что там он смирится. Ведь с этими дикими зверями делать более нечего… Его, конечно, немедленно бросили.
– И что же он? Смирился?
– Вовсе нет! Говорю, что это – дикий зверь. Он рвался, метался, отказывался от пищи и в конце концов нашел возможность убежать.
– Его поймают!
– Нет сомнения. Только будет ли милостива к нему Склирена? Но хватит об этом варяге. Что слышно у императора?
– О чем?
– Скоро он кончит свое затворничество?
– Не знаю я…
– Опять неискренность, Василий, и с кем же? С твоим искренним другом!
– Но откуда я могу знать?
– Всей Византии уже известно, что ты только что вышел от порфирогенета, с которым беседовал о чем-то с глазу на глаз. Ведь правда?
– Да, это было!
– Так я и прошу тебя, скажи, скоро ли ристалище?
– Не знаю…
– Опять «не знаю». Ты смеешься.
– Разве могут быть мне известны мысли великолепного Михаила?
– Ну, да, конечно! Это только он один знает, «все знает». Перестань скрытничать, скажи!
– Император не назначил еще дня.
– Но, может быть, он говорил, что скоро.
– Вероятно!
– Это – радостная весть! Пора, давно пора! Народ скучает, и долго ли до греха. Наша чернь не должна знать скуки, иначе она сразу может превратиться в очень опасного зверя. Пример великого Юстиниана налицо… Итак, император решил, что пойдет на ристалище. И мы скучаем. Признаться, я обезденежил и не прочь взять заклад. На кого ты ставишь на будущем ристалище?
– Ни на кого!
– Вот как?! Ты не только скрытен, но и скуп. Однако чьи это носилки?
Марциан заметил впереди чьи-то носилки, на которых видна была женская фигура. Их поддерживали четверо рабов-эфиопов, рядом шли невольники с зонтами и опахалами.
– Кто это может быть? – размышлял вслух Марциан. – Такое время, все отдыхают! Ба! Да ведь это – Зоя… Она, она! Пойдем скорее, догоним ее. Кстати, ты поблагодаришь ее за внимание и спросишь об… Ингерине. Идем же!
17. Матрона Зоя
Они быстро догнали носилки. Марциан оказался прав: в них, действительно, была Зоя. Василий узнал ее с первого взгляда. Это была уже не первой молодости, но замечательно сохранившаяся матрона. Тип ее был не южный. Марциан уже сказал, что Зоя была славянка по происхождению. Черты ее лица были несколько крупны, но очень гармоничны. Фигура ее была статная, мощная. Одевалась она со всей возможной по тому времени роскошью.
На поклоны Марциана и Василия она ответила легким наклоном головы, при этом взгляд ее, скользнув по первому, несколько дольше задержался на македонянине.
– Великолепная Зоя, – вскричал Марциан, – сегодня для нас обоих счастливый, как никогда в жизни, день!
– Почему? – лениво спросила матрона.
– Ты спрашиваешь?
– Откуда же я могу знать, что сделало вас счастливыми!
– А эта встреча? Разве могли мы, смели ли даже думать, что, появившись в такое глухое время, мы здесь встретим нашу великолепную, нашу несравненную Зою? О, я уверен, что даже древний Пизистрат – в зените своего счастья.