– Моя семья… Я не знаю, живы ли они, где они сейчас, – тихо проговорила Марта, задумчиво разглядывая дырку на покрывале. – Наше поместье сожгли, многих слуг убили у меня на глазах. Отец, братья и другие мужчины взяли оружие, защищали главные ворота, но потом оборона пала. И тогда мама обрезала мои косы и заставила меня надеть штаны и рубашку Сильвестра – это самый младший из моих старших братьев. Она сказала, что если я притворюсь мальчиком, то у меня больше шансов выжить. Я бежала к морю, надеясь, что мимо будут проходить другие корабли, что они меня заметят. Я увидела ваш корабль, стала кричать, махать руками. Но первыми меня заметили не вы, а… они. Люди лорда Ингольва. Что было потом, ты и сам знаешь…

Девушка прервалась и отвернулась. Дэниэл осторожно, но твердо перехватил ее руку и развернул к себе.

– Все позади. Сейчас тебе нечего бояться. Неужели ты думаешь, что мы все, два с половиной десятка моряков, не сможем помочь одной девушке?

– Капитан говорил в точности наоборот, – горько отозвалась Марта. – Он сказал,что здесь я не буду в безопасности хотя бы только потому, что вы все мужчины.

– Глупости, Марта. Если мужчина не может защитить девушку, а ищет выгоду в ее несчастье, то он недостойный человек.

Дэниэл решительно встал с гамака и обнял Марту. Об этом он мечтал с утра, когда у них так и не сложился разговор на верхней палубе, и все представлял, как это будет? Что она скажет? Оттолкнет ли его, отвернется или не будет против? Он опасался, что впервые в жизни сердце приняло решение за него, не оставив выбора. А Марта… Она молча прислонилась щекой к его груди, не отстранилась, не оттолкнула. Не удержавшись, Дэн осторожно, едва касаясь, провел ладонью по ее растрепанным золотистым прядям и отпустил, а она, опустив глаза, очень старалась не встречаться с ним взглядом.

Ладони горели, будто он долго-долго держал их над костром. Невидимые искры метались по коже, и он прижимал руки к лицу, чтобы остудить, но пожар внутри ничем нельзя было погасить. Марта тем временем забралась в гамак с ногами и укуталась в тонкое потрепанное одеяло, а он, скрываясь в полумраке, долго смотрел, как она пыталась уснуть.

– Спокойной ночи, Марта, – прошептал юнга и улыбнулся своему пожару. Зачем гасить огонь, если он светит и греет?

* * *

Рулевой Джонни отчаянно зевал и со скуки считал склянки: до окончания его ночной вахты оставалось еще два звонка. До утра было пока далеко, но небо уже светлело, полоска горизонта окрасилась в серый, а звезды потускнели, как старое и давно не чищенное серебро. В предрассветную пору вокруг было тихо, только волны изредка с тихим плеском набегали на борт и с шелестом откатывались прочь. Качка стала совсем слабой, и если бы не предсказание попутного ветра почти на всю дорогу, Джонни бы уже готовился к штилю.

На краю гроты-гика к вкрученной в древесину железной петле покачивалась плотно закрытая банка из темного стекла, в которой тускло поблескивала сальная свеча. Открытый огонь на корабле был запрещен, но чтобы сверяться с картами и компасом, рулевому выделяли безопасный источник света. В южных водах по ночам рыскали пиратские суда, и даже крохотный огонек мог выдать целый корабль, поэтому ночным вахтенным приходилось портить зрение.

Джонни вынул из внутреннего кармана часы на цепочке, подцепил ногтем крышку, с почти равнодушной досадой посмотрел на мутный циферблат. В непосредственной близости от компаса тонкая черная стрелка чуть заметно подрагивала и смещалась на пару минут в сторону. До предпоследней склянки оставалось еще около четверти часа.