– Так не отмоешь, а только напачкаешь, – усмехнулся Дэниэл. – Воду нужно как бы сгребать к себе, а потом выжимать тряпку. Давай покажу.

Они вместе нагнулись, и руками Марты юнга с силой провел по широкой начищенной воском доске. Грязные струйки воды побежали в разные стороны, но он ловко собрал их так, что не осталось ни капли, и Марта выжала воду в ведро.

– Легко?

Дэниэл снова улыбнулся. На щеках появились очаровательные ямочки. Марта на мгновение подняла взгляд и кивнула, быстро опустив ресницы. Что-то будто бы обожгло Дэниэла изнутри, когда их глаза встретились, и он, изо всех сил сдерживая этот жар внутри себя, крепко сжал губы и снова наклонился над палубой.

К счастью Марты, перед всей командой ее представлять не стали: впечатлений и без того хватило на ближайшие дни. С юнгой она так и не поговорила: оба ужасно смущались друг перед другом и не могли ни о чем разговаривать. Впрочем, девушка подумала, что это и к лучшему: и он не будет ее расспрашивать о прошлом, и она пока не готова принять и выслушать рассказы о чьей-то жизни.

Однако на этом ничего не закончилось. Когда прозвенели последние дневные склянки, по которым вахта сменялась на ночную, все, кто работал днем, разбрелись по каютам, а Марта осталась одна. Хотела было идти обратно, к Уолтеру, в каюте у которого провела минувшую ночь, но он велел идти к квартирмейстеру Райану и попросить себе личное место для ночлега.

Ночью на море было намного холоднее, чем днем. Зябко ежась от пронизывающего ветра и сунув руки в противоположные рукава, чтобы хоть как-то согреться, Марта поднялась на палубу. Ужасно болели ноги и спина после долгой и тяжелой дневной работы. Ладони за день стали твердыми от набитых мозолей, а кожа – сухой от соли и ветра. Девушка невесело усмехнулась, думая про себя, что теперь мама никакими силами богов не смогла бы сделать из нее настоящую леди, а отец не признал бы свою младшенькую, свою любимицу, в обгоревшей на солнце усталой девчонке.

Разговор с Райаном оказался короток: квартирмейстер отправил нового члена команды спать в трюм, где ночевали все матросы. Злясь на весь мир и мучительно краснея от еще одного предстоящего стыда, Марта долго бродила по задней части корабля, невольно заставляя вахтенных хихикать над ней. Когда смешки за спиной изрядно надоели и холод доконал, девушка, махнув рукой на свою неловкость, сбежала по трапу в трюм и, ошибившись дверью пару раз, наконец нашла вход в общую "спальню".

Один уголок возле двух иллюминаторов был огражден несколькими деревянными ящиками, тканевой занавеской и – с четвертой стороны – стеной. Юнга еще не спал. Сидел, раскачивая свой гамак, подтянув колени к груди и укутавшись тонким стеганым одеялом, и увлеченно разглядывал маленький клочок пожелтевшей бумаги, истрепанный по краям. В руке у него дрожала свечка, выхватывая золотистым ореолом из темноты светлые пятна лица, рубашки, желтой бумаги.

Марта робко замерла на месте, придержавшись за балку. Заслышав шаги, юнга вздрогнул и едва не выронил свечу; та качнулась, по внутренней обшивке корабля потянулись ожившие длинные тени, похожие на изогнутые лапы чудовищ. Девушка испуганно отпрянула, закрывая рукой лицо от яркого света, и Дэниэл смутился, прикрыл фитилек ладонью:

– Извини.

– Что ты делаешь?

– Читал, – Дэн свернул записку и спрятал за пазуху. Погасил свечу двумя пальцами – как взрослый! – и указал новой знакомой на гамак напротив. – Располагайся. Я больше не буду.

Марта осторожно присела на край гамака и упала. В темноте послышались неразборчивые шепотки и приглушенный хохот. Злясь и краснея от досады, она поднялась, потерла коленку, но и вторая попытка забраться в постель не увенчалась успехом. Матросы захохотали в голос, кто-то дал совет поспать на полу, а Дэниэл молча спрыгнул со своего места, легко поднял Марту в воздух и посадил в гамак.