– Казаков? Это же когда было? Он жив?

– Жив, жив, я, правда, его давно не видел, но жив. Иначе бы жена его уже позвонила. Ему знаешь, девяносто лет, но он еще хитер.

– Как он мог в 30-е казаков расстреливать? – я все еще пытался посчитать возраст отца. У меня выходило, что его отцу 1925 года рождения в начале 30-х было не более семи лет. Стас заметил мою растерянность и тут же все объяснил.

– А он как Гайдар, рано начал, – я решил не спорить, я и сам толком не помнил, в пятнадцать или шестнадцать лет Гайдар командовал полком. И все же у меня не сходились цифры.

– Ему же лет шесть или семь было, – робко заметил я.

– И что? Там, брат, такие дела творились, не до возраста было, – Стас вдохновенно вещал. – Надо бы его поспрашивать. Но он кремень, просто так не расколется.

Немытыми руками Станислав взял кусок ягненка и жадно стал грызть, облизывая пальцы. Бросив кость на общее блюдо, он жирными пальцами потрепал меня по плечу, я затосковал, пиджак придется сдать в чистку.

– Дело в другом. Что ты бубнишь про баронов?! Бери выше. Я открою эту тайну. Разливай. Только пока никому, молчи, иначе все сорвется. Ты слово умеешь держать?

– Да, – радовало, что джин стремительно кончался. Но он вызвался сбегать еще купить по маленькой. Я протянул тысячу рублей, надеясь, что ему хватит где-то забыться и он не вернется, но зря я так думал о нем. Сияющий и довольный он вернулся через десять минут, я даже не успел рассчитаться и покинуть кафе, вернее, трусливо бежать из этого заведения. Заполнив собой весь проход между столиками, мой брат Стас отрезал путь к отступлению. Он принес бутылку водки, банки со странным названием «Ягуар» и сдачу, которую высыпал на стол. Он даже положил сверху чек, чтобы я не сомневался.

– В другой раз я тебя угощаю.

Под водку беседа пошла живее. Громко и доверительно новообретенный Стас Стасыч, которого я по-родственному мог звать просто Стас, сообщил мне, что я мельчу, надо смотреть выше, еще выше. Я даже не знал, что его материна бабка понесла от самого императора.

– Какого?

– Ну, само собой, что не Николая, он тогда еще малышом был. А мальчика, деда нашего, само собой, император при себе держал, но скрывал от всех происхождение. Только сыну, Николаю, соответственно, и доверился, чтобы тот единокровного брата опекал, когда его в Императорское техническое училище определили. Переписка с отцом и с братом сохранилась, хранится у нас дома. Мать моя, соответственно императорских кровей, померла. Как я горевал! Отец ее просто так не отдаст, мы и должны изъять письма в ходе спецоперации, толкнуть на Сотбисе, обогатиться.

– А ты кем работаешь? – спросил я невпопад.

– Сейчас? Или вообще? Сейчас сисадмином в сети «Копейка», но это я так, под прикрытием.

– Зачем?

– Ну чтобы никто не знал, кто я на самом деле.

Я попал в руки придурка, прямое воплощение покинувшего меня Пиотра. Им бы встретиться и вместе посидеть, информацией поделиться, вспомнить подвиги и былые дни.

– Я агент, – шепнул мне Стас.

– Хорошо, что не масон.

– Не веришь, – красиво во весь белозубый рот улыбнулся он, – а я столько лет работаю на страну, ни разу не подвел.

– За все триста пятьдесят лет?

– Это верно, по граммулечке не помешает, – не расслышал он моего сарказма. – Я тебе скажу, как я бежал из Америки. Это было не просто, но я прикинулся алжирцем, пришлось побриться налысо, веришь, нет. Тогда меня ранили в ногу, но я все же добрался до Магадана. А там один доктор заштопал меня, что никто даже догадаться не может, как дело было. Я только тебе рассказываю, даже жене не говорил, еще один парень знает, он меня на себе волок. Хороший был мужик, настоящий, как ты. Мартин Иден. Слышал, слышал, – громко засмеялся он, – по глазам вижу, слышал. Он плохо кончил, на прощание мне портсигар подарил, – и мой новый родственник выложил на стол тяжелый серебряный портсигар в каких-то узорах из ирисов и орхидей.