– А я пивасик принес, – Роська достал железные банки. – Моя не смогла приехать, работает, но в другой раз непременно приедет.

Ему не терпелось рассказать, как все чудесно сложилось. Он коренной красногорский, его там все с малолетства знают, мать все на районе уважали, она же медсестра в поликлинике была, всем уколы ставила. А про него считали, что никчемный, бестолковый вырос, хотя он пьет в меру, армию отслужил, водителем устроился. Да только так сложилось, что он за Светкин день рождения пивасика утром хлебнул, права и отобрали. Перевели в гараж, а механик из него никакой. Светка тоже стала морды крючить и носом крутить, мол, какой он мужик. Он-то думал, когда я нашелся, деньжат у меня подзанять, на время. А там как-то, он сам не знал, как, сложится, все наладится, образуется, и он мне вернет, а пока Светке денег даст, чтобы она не гундела. Она же ему душу рвет и в тоску погружает, как тут новую жизнь начинать, для этого нужен заряд, порыв, а ее бесконечное «бу-бу-бу» его гасит, крылья подрубает. И тут я явился.

– Она и тут издеваться стала, мол, какой из меня мастер. А я же путягу на столяра кончал, забыл, правда, все.

Я с интересом рассматривал предмет мебельного искусства квалифицированного столяра. Дед мой, школьный учитель физики, делал лучше.

– Светка и тут, зараза, стала подбивать меня толкнуть инструмент, пока он новый, мной не порченный. Я, веришь, брат, удила закусил. Я ж не безрукий, пальцы помнят, как лобзик держать. Но с этим инструментом пришлось помозговать, я такого и не видел в училище, там что – молоток, пила да сверло. Но освоил, всю ночь сверлил, пока соседи по батарее стучать не начали. А на утро опять взялся, вот табурет соорудил, соседи, правда, пришли, мол, что это у нас жужжит, не ремонт ли мы затеяли. Какой ремонт, когда денег нет. И тут такое счастье повалило.

– Прикинь, братан, – смеялся Роська, – у соседки, что под нами, шкаф сломался, петля у дверцы отошла. И тут я с инструментом, вжик, за три минуты ей на эпоксидку посадил. Моя сразу заважничала, что мужик у нее рукастый. Ну я, значит, скамейку пилю, собираю. Я же, посмотри, – стучал он по табуретке ладонью, – без одного гвоздя собрал, на века. И заметь, я ее лаком не крыл, только воском натер, видишь, как отливает золотом.

– Хорошая вещь, – согласился я. Маришка поджала губы, табуретка не вписывалась в ее дизайн. В ее дизайн ничего не вписывается, только то, что она решила поставить. Судьба Роськиной поделки была решена, отправится в сарай, а потом пойдет на костер. Роська хмелел и болтал без умолку:

– Моя-то стала хвалиться во дворе. И, прикинь, стеллаж в кладовке заказали соседи. Вот, две тыщи поднял за день. Ну, само собой, минус материал. Вот тебе принес. Это моя велела. Она еще тебе хренодер передала, сама делает.

Роська обещал все вернуть, у него заказов на районе хоть отбавляй. Он уже думает гараж какой снять, не в квартире же пилить. Светка не против, если туда пацаны с района таскаться не будут. Но он зарекся: расслабиться можно только по праздникам, после футбола, у них такая традиция с пацанами – мяч в воскресенье погонять. Он уже все продумал: никакого пива в будни, он же с инструментом работает, тут глаз нужен точный, рука верная. Только не все же ему скамейки да полки пилить, может, на какой буфет замахнуться или кресло с гнутыми ножками, чтобы как у предков было, все красиво. Он даже книжки смотрит, как там раньше все изящно устраивали.

– Ты мне, брат, путевку в жизнь дал. Вот теперь верю тебе, что наши предки пол-Питера построили. А я буфет про них соберу. Не Исаакий, конечно, но все же. А пацана в художественную школу запишу, не все же мяч во дворе гонять, пусть учится, раз порода у нас такая.