– Сейчас некуда. А через пять часов будет – пройдет всего в восьмидесяти тысячах километров от нас, дотянем.

– Что ты там говоришь, тут нет…

Комендант осекается, так и не озвучив последнее возражение. А Ольга, рассмеявшись во все горло, аплодирует Андрею.

– Вот это здорово, никогда бы не додумалась. Андрюх, ты молодец! Спасаясь от неминуемой гибели, мы побежим на Черную Смерть. Гениально…

– Я ее вижу. Курс прежний.

– Естественно, а каким ему еще быть?

Ольге не нужно сверяться с компасом, чтобы сделать поправку на азимут и угол над горизонтом – координаты Черной Смерти она помнит с детства, как и любой другой житель высоких орбит. Много тут разных поселений, известных и не очень, с постоянным и переменным путем по небесным сферам. Но только не Черная Смерть – ее движение по круговой орбите высотой пятьдесят пять тысяч километров точно, словно ход атомных часов. Именно так ее и строили, еще до войны, с расчетом на постоянство, стабильность и точность. Только в те дни она еще не называлась Черной Смертью, новое имя стало общеупотребительным уже после войны, так с тех пор эту колонию и звали, почти позабыв оригинальное имя – Богема.

– Огни горят, как и раньше, – Тилл указывает на темный кусок пустоты, в котором угадывается объект колоссальной массы. Действительно, сгусток тьмы без звезд, обрамленный тусклым багровым заревом позиционных огней, образующих характерный оскал Веселого Роджера, одинаковый, с какой стороны ни посмотри. Здесь тоже ничего не изменилось, красный череп скалится на мир с две тысячи шестьдесят третьего.

– Да, я вижу, огни горят, как и раньше. Но все же, оборонительный пояс отключен, по крайней мере, внешний, управляемый радиус. Отключили три дня назад, вместе с сотней других систем, когда стало известно о мятеже Романова – у его сообщников имелось множество кодов, так что пришлось рубить все и сразу подчистую. Ну вот, внешний рубеж и убрали, хотя огни горят. А насчет внутреннего рубежа я не знаю, скорее всего, он функционирует, как и раньше – там независимое управление.

– И ты, Ольга, утверждаешь, что сможешь его снять, – Киров с улыбкой глядит на пленного большевика. Воронова отвечает без всяких улыбок.

– Да, смогу, куда ж я денусь, вы ведь меня иначе прикончите. Я знаю, как устроен внутренний рубеж, ибо я помогала его модернизировать прошлым октябрем, и теперь смогу провести вас, то есть провести нас внутрь, хотя и не гарантирую, что всех.

Красный череп медленно приближается, покидать разрушенный терминал надо будет уже совсем скоро.

– Ладно, допустим, мы сможем пройти. А дальше-то что? Вы ведь, надеюсь, в курсе, что мы не первые, кто собирается попасть внутрь? Были попытки и раньше – всяческие мародеры, а потом уже и беженцы, много раз пытались. Обратно никто не вышел.

– Ну, положим, товарищ комендант, нам внутрь и не нужно. Нам нужны корабли на причалах, их там много с тех пор стоит. Топливо тоже должно быть, цистерны на вид не повреждены. Прилетает, меняем коней, и тут же улетаем, постаравшись ничего не сломать. Так себе затея, сознаюсь, но другого выхода нет. Отбываем через час сорок пять минут, когда дистанция будет оптимальна. Тилл – давайте ключи от складов, будем строить наши салазки. Ну а вы пока готовьте свою речь – вам еще говорить с гражданскими, поставите их перед фактом.

– А какого космоса именно я?! Вы же тут теперь всем командуете, товарищи!

– А мы не командуем, мы вообще уже уходим. И вам предлагаем либо идти с нами, рискнув отправиться на объект, с которого еще никто не возвращался живым, либо остаться здесь и гарантированно поджариться. Как видите, никакого принуждения, все на добровольной основе, как мы в Рассвете любим. Так что, обрадуете гражданских именно вы, идем!