Гром останавливался, чтобы перекинуться приветствием то с одним, то с другим. Ему низко кланялись, выражая свое почтение. Меня старались не замечать, но я время от времени ловила на себе любопытные взгляды.

— Нам на верхний этаж, — обронил он скупо и пропустил меня вперед.

Поднявшись по ступенькам, мы, как по команде, замерли в узком лестничном пролете.

— Может, мне разрешат вернуться в Шиссай, если здесь мне не нашлось места? — спросила я, задирая подбородок и заглядывая в суровое, будто высеченное из камня лицо. — Решение включить меня в список заложников — всего лишь ваша прихоть. Мимолетное желание. А теперь вы не знаете, что со мной делать.

Во время этой обличительной речи я чувствовала злое вдохновение. Мне до боли хотелось увидеть живые эмоции на лице Грома, услышать из его уст, что я права.

— Вы не вернетесь в Шиссай и не продолжите заниматься тем, чем занимались, — ответил он спокойно.

Как волной, меня окатило злостью и раздражением.

Почему он думает, что может решать за меня? Они оба — господин Сандо и Гром — обошлись со мной, как с вещью, как с разменной монетой. И хуже всего то, что я не могла ослушаться.

— Война окончена. Я больше не планировала заниматься тем, чем занималась.

— Только на бумаге, — возразил Гром.

А потом, словно борясь с собой, шагнул ко мне, протянул руки и сжал мои плечи. Я следила за ним, оцепенев от удивления. Хотела еще что-то сказать, но язык приклеился к небу.

— Она окончена на бумаге. Вы ведь сами это прекрасно понимаете, госпожа Мирай. Загляните внутрь себя и увидите ответ.

— Вы говорите, как господин Сандо! — разозлившись, я сделала шаг назад, чтобы разорвать контакт. Под кожей бегали грозовые разряды, молния била в голову. Воздух между нами стал сухим и колючим — вот-вот громыхнет. — Выходит, все ваши слова про мирный договор — ложь. Вам просто надо набраться сил и перевести дух, чтобы начать все сначала.

Я отвела взгляд, лишь бы не смотреть в его лицо. Прижала к губам сжатый кулак и обнаружила, что рука трясется. Ходит ходуном, словно я чем-то больна.

Ложь. Везде только ложь и притворство.

И тут, совершенно неожиданно, Гром перехватил мое запястье. Мой пульс стучал ему в пальцы, а тело превратилось в сгусток пульсирующих нервов.

— Я бы тоже не хотел, чтобы это продолжалось.

Не знаю, что повлияло больше: его успокаивающее, почти мягкое прикосновение к моей руке, голос или само присутствие. Ему удалось ослабить взбунтовавшуюся внутри меня молнию, пока она не успела сжечь остатки здравого смысла.

Мне казалось, что именно сейчас я вижу настоящего Грома без маски. Это были странные мгновения в одном из самых неподходящих мест. Моя дрожь не прошла, напротив, разносилась по телу все более сильными, оглушительными волнами. Кровь шумела в ушах, сердце колотилось в горле.

Он смотрел мне в лицо, не отрываясь и не говоря ни слова. Я пыталась найти в его глазах злость или раздражение, но их не было.

Внизу послышались голоса. Я выдернула свою руку и спрятала ее за спину.

— Нехорошо заставлять главу вашего рода ждать, — произнесла ледяным тоном.

— Вы правы.

И мы двинулись дальше, больше не останавливаясь и не касаясь друг друга. С каждым шагом я ощущала, как волнение магического фона становится все сильней и сильней. Я не сомневалась в том, кто являлся его источником. Если к Грому, трехстихийнику, я хотя бы немного привыкла, то выносить близкое присутствие четырехстихийника было непросто.

— Подождите здесь, госпожа Мирай, — произнес Гром и оставил меня в коридоре за дверью.

— Постараюсь не сбежать.

Но он уже не слышал моих слов. Наверное.