Даже наверняка не был. Я был полицейским, что бы ни означало это бредовое допущение.

– За танцы, – с улыбкой ответила Ниу.

Она, оставив плиту в покое, выпрямилась и отбросила чёлку со лба.

– Танцы? – переспросил я. – В смысле приватные?

– Лей! – возмутилась Ниу, хотя глаза её смеялись. – Я так и знала, что у тебя какие-то мерзкие мысли.

– Извини, – усмехнулся я. – Просто пытаюсь понять, как можно получить срок за танцы.

Ниу загадочно прищурилась и медленно вскинула руки над головой. Сделала крохотный шаг вперёд, изящно прогнулась в пояснице. Господи, она что…

Да, она танцевала. В пустой душной кухне, под шипение конфорки и бульканье закипающей воды, для одного лишь зрителя – для меня. Чёрное кимоно переливалось на ней, отражая свет ламп, как будто сотканное из звёздной ночи.

– Я занималась танцами с детства, сколько себя помню, – звучал спокойный, уверенный голос Ниу. Чувствовалось, что она особо не задумывается над тем, что делает её тело. Успевает и со мной говорить, и за рисом приглядывать. – Потом, когда мне было двенадцать, папа умер, и мы больше не смогли платить за занятия. Да и толку не было. Всем уже стало ясно, что настоящей танцовщицы из меня не выйдет.

– Почему?

На мой вкус, танцевала она изумительно. Приковывала взгляд, словно гипнотизировала каждым движением.

– Потому, – увернулась она он ответа. – А скоро пришлось зарабатывать деньги…

Ниу говорила, а я не слышал слов, я видел, как она, совсем в другой одежде танцует на улице, собирая толпы охочих до экзотики туристов с фотоаппаратами и даже местных жителей. А пока они, разинув рты, таращатся на неё, двое расторопных пацанов чистят карманы, забирая оттуда всё лишнее и ничего не прося за свои услуги.

А в миску, стоящую у ног танцовщицы, сыпалась мелочь, летели и купюры.

Они меняли места, но долго такой аттракцион не мог продолжаться, и однажды случилось то, что должно было. Матери Ниу предложили заплатить штраф за преступление дочери и возместить сумму по всем поданным заявлениям. Несчастная женщина, разумеется, не могла потянуть даже штраф.

– А ты? – спросила Ниу, незаметно приближаясь ко мне. – Память не вернулась?

– Нет, – покачал я головой. – Так, обрывки.

Обрубки

– Шужуань, – произносит пожилой китаец, глядя на меня тусклыми глазами человека, который уже ни на что не надеется. – Там всё началось.

– Что ещё за «шужуань»?

– Белая гора. Там всё началось.

Я потряс головой. Разговор походил на бред. Как, впрочем, и всё остальное, что пыталось выдать себя за мою память.

Оказалось, что Ниу уже рядом со мной. Она замерла на миг, будто колебалась, наклониться ли, рискнуть ли украсить эту ночь поцелуем.

– Слушай, извини, но я не буду работать в кухне. – Я встал со стула, прямо посмотрев в глаза Ниу.

– Что? – растерялась она, окончательно остановив танец. – Но почему?

Она недоумевала. Она не могла представить себе человека, который отказался бы от такого шанса.

– Потому что я не хочу здесь жить, – объяснил я. – Я хочу выйти отсюда. Пока мне показали только один путь.

– Стать борцом? – воскликнула Ниу и всплеснула руками. – Ты?!

– Если нет другого способа.

Ниу зло рассмеялась:

– Да какой из тебя борец, Лей! Ты, наверное, шутишь? Тао хотя бы крепче, чем ты. И всё равно – смешно. Не надо делать глупостей! Иди в кухню, здесь тебе будет хорошо.

– Ниу, я не хочу, чтобы мне было хорошо – здесь.

– Ты дурак! – Ниу сжала кулаки, топнула ногой. – Ты вообще хотя бы раз в жизни дрался?

Я молча повернулся и пошёл к той двери, через которую мы вошли. Спорить с разгневанной женщиной – потеря времени и ничего больше. Да и потом, как будто мне нужно ей что-то доказывать.