Теперь заржали уже все ученики, даже я не удержался. Тао, в своей святой простоте, даже не успевал понять, что становится посмешищем для всей школы. Сначала делал, потом опять делал, после этого делал ещё раз, чтобы уже наверняка, и только тогда начинал думать. Вот сейчас, похоже, наступил именно такой момент.

Тао опустил голову, плечи его поникли. Руки, которые уже соскучились по гипсу, безвольно повисли. Тао отвернулся от борцов и побрёл обратно, к своей комнате, ненавидеть несправедливый мир. Мимо меня он прошёл, даже не взглянув. Хоть бы удачи пожелал, что ли. Не мне — так всем. За честь школы, как-никак, выступать будем. За его, блин, честь в том числе!

— Идёмте, — сказал Вейж негромко, оборвав смех.

Мы вышли за ворота. Я, оглянувшись, в последний раз коснулся взглядом одинокой фигурки в чёрном ифу, замершей на галерее. Интересно, она-то хоть улыбнулась, глядя на это представление? Хотелось надеяться, что да, но сердце подсказывало: вряд ли. Я поднял руку, прощаясь.

Вейж выстроил нас в шеренгу перед автобусом и сам смиренно встал сбоку. Директор вышел за ворота и медленно, внимательно осмотрел нас.

— С большинством из вас я сегодня прощаюсь навсегда, — сказал он, сверкая круглыми стёклами очков. — Сейчас в клане Чжоу, которому все мы обязаны жизнью и крышей над головой, наступили трудные времена. И ваша задача — доказать, что школа Цюань в эти времена будет служить опорой, а не обузой. Вы идёте на бой, чтобы завоевать свободу. И у кого-то из вас это, вероятно, получится. Но став свободными, постарайтесь не забыть, где вы получили необходимые навыки. Здесь. В этих стенах. Вы можете их ненавидеть, но это место — ваша вторая родина. Здесь вы появились на свет — такими, какими встретите смерть, или свободу. Я никого из вас не стыжусь. Я горжусь всеми вами. — Тут он задержал взгляд на мне, как бы говоря: «Ну ты же понимаешь, что это просто красивые слова, да?». — И желаю вам большой удачи.

— Спасибо, господин директор! — дружно грянули борцы и поклонились. Я тоже заставил себя склонить голову.

А ведь, пожалуй, у директора тоже настали не лучшие времена. И он, небось, начал плохо спать по ночам, думая о том, как сложится его жизнь, если школу закроют, а его выгонят пинком под зад.

Директор Ган не был членом клана, он просто работал на клан. Работал, по сути, надсмотрщиком. Педагогический опыт в глаза не бросался, да и вряд ли он был. Строки в резюме: «наклонности садиста, умение вести себя, как полная мразь, возраст: 50+ лет» — вряд ли заинтересуют потенциальных работодателей. И почему-то я сомневался, что клан имеет обыкновение платить своим бывшим сотрудникам пенсию.

Так что — да, несомненно, Ган желал нам удачи. И даже мне. Да хоть чёрту лысому, лишь бы этот чёрт доказал новому главе клана, что школа Цюань заслуживает места под солнцем, а директор Ган — лучший руководитель, какого только можно представить.

Ворота закрылись за спиной директора. Мы молча полезли в автобус. Я вспомнил, что так толком и не попрощался с Яню. Не зашёл в кухню, к мастеру Куану. Девчонки с кухни, с которыми у меня были связаны отнюдь не самые плохие воспоминания... Не успел, не подумал. А теперь уже поздно. Теперь уже нет смысла обо всём этом думать.

Я сел на своё обычное место, у окна, рядом с Ронгом. Вейж устроился в хвосте. Автобус тронулся.

Путь предстоял неблизкий, и я прикрыл глаза. Покачивание салона, гул мотора усыпили меня, несмотря на гомон, который постепенно подняли борцы, обсуждая всё на свете, от прощальных слов директора и своего мнения о школе Цюань, до треволнений по поводу турнира. Я провалился в сон.