Казалось, целую вечность Шноблю и Мудильяр двигались сквозь беспрерывное затемнение природы и собственного разума, пока дождь смывал цепочку шагов, умиравших у них за спинами. Но в конце концов продрогшие от холодной воды гаитянцы добрались до обочины дороги, где их ждал крытый брезентом «КамАЗ»…

Через час над Скрыбочкиным уже произносили вудуистские заклинания и вливали ему в горло особую настойку, чтобы запрограммировать зомби на убийство. А он лежал с лицом, налитым бледной кровью, прислушивался к бродившим по изнанке памяти чужим голосам и не выказывал воли к продолжению жизни. Всё у него внутри было неподвижное, словно ватное. Состояние, мягко говоря, на любителя. Однако полковник Скрыбочкин не жаловался. Да и не смог бы он пожаловаться, даже если б очень захотел, ибо его организм продолжал оставаться в полупьяном-полупарализованном образе, из которого не каждому дано воротиться к своему прежнему имени, не говоря уже обо всём остальном.

На следующий день, будучи проездом в Екатеринодаре, по неизвестной причине скончался гаитянский посол. Никто не знал, что после его вскрытия преступникам удалось подменить покойника, и вместо означенного посла в Порт-о-Пренс экстренным рейсом вылетел гроб, содержавший внутри ни в чем себя не подозревавшего Скрыбочкина.

***

Это произошло в президентском дворце.

Никто даже не успел ничего толком сообразить, столь неожиданным и противоестественным оказался разворот событий.

Президент пожелал лично присутствовать при вскрытии гроба. Когда с того сняли тяжёлую крышку, действительность в уме Скрыбочкина прорвала плотину сна, поначалу окутав полковника приятным запахом древесины и увядающих цветов, а через мгновение сгустившись и захлестнув его воображение мрачным светом чуждого мира. Который, со своей стороны, содрогнулся. И было от чего! Ведь даже на Гаити не каждый день из тёмного гробового небытия выскакивает громогласный покойник – и, потрясая недвусмысленными кулаками, бросается на собравшуюся вокруг него траурную общественность.

– Зомби! – угадливо прошелестело в президентской свите.

Сановники бросились врассыпную, увлекая прочь своего патрона. Охрана припустила наутёк следом за ними, теряя оружие, потому как стрелять в потустороннего пришлеца всё равно бесполезно.

До самого буфета преследовал Скрыбочкин этих наглых чернокожих клоунов, которые столько времени продержали его взаперти. А затем отстал по причине оборвавшихся штанов. Тогда он снял с себя оставшуюся после похорон траурную ленту с золотистой надписью: «Несгибаемому дзержинцу от скорбящих сотрудников» – и, подпоясавшись ею, обозрел содержимое буфета.

Оно Скрыбочкина вполне удовлетворило.

И полковник решил остаться.

…Президентской выпивки хватило до утра. После чего Скрыбочкин с сожалением покинул дворец – миновал площадь Лувертюр и, шатаясь среди ужаса и разбегавшихся прохожих, углубился в трущобы Порт-о-Пренса.

***

Город пришёлся полковнику Скрыбочкину по душе. Правда, население Порт-о-Пренса было исключительно тёмной масти, однако он знал, что далеко не у каждого человека нутро имеет тот же цвет, каким природа вымазала его снаружи, оттого не тратил опаски на эту второстепенную особенность местного колорита. Вот если б у окружающих не имелось вовсе никакого цвета – тогда другое дело. Но раз до подобного пока не дошло, то можно было продолжать жить и двигаться, и дышать полной грудью, и получать посильные удовольствия в меру потребностей организма.

Нет, никто не встречал здесь Скрыбочкина с распростёртыми руками, чтобы душить в объятиях, никто не подступался к нему с радостными поцелуями или хотя бы со словами скупых приветствий. Наоборот, едва он заходил в любой подвернувшийся на пути бар или ресторан, как все, включая хозяев, с криком: «Зомби!» – испарялись оттуда. Понятно, платы ни за что не требовали. Это не способствовало внятности мира и не могло вызвать даже намёка на трезвость. Оттого Скрыбочкину не приходило в ум осознавать нелепость происходящего.