Для Тэра этот час был самым благоприятным. Инстинкт подсказывал, что, пока все звери сыты и спят, передвигаться можно с меньшими предосторожностями, чем обычно. Сейчас было проще выследить добычу и подстеречь ее.

От случая к случаю ему и раньше доводилось убить козу или барана, а то и карибу среди бела дня, потому что в беге на близкие расстояния он не только обгонял горную козу или барана, но не уступал и карибу. И все-таки охотился он обычно на закате или в сумерках.

С громким «ууф», которое мгновенно разбудило Мускву, гризли поднялся на ноги. Медвежонок вскочил, моргая глазами, посмотрел на Тэра, на солнце и отряхнулся. Тэр покосился на этот черно-рыжий клубок без особого удовольствия. После наступившего облегчения душа его жаждала сочного, кровяного мяса, так же как здоровому голодному мужчине подавай хороший кусок филе, а не какие-нибудь там разносолы или салат с майонезом. Но как тут загонишь карибу, когда под ногами путается чуть ли не умирающий от голода, но такой непоседливый медвежонок? Тэр призадумался. Мусква, казалось, сам понял все и тут же разрешил сомнения. Он забежал на дюжину ярдов перед Тэром, остановился и задорно оглянулся на него. Маленькие уши уставились вперед. У медвежонка был вид мальчишки, который старается убедить отца в том, что он уже подрос для того, чтобы его наконец-то взяли охотиться на зайца. Издав еще раз свое «ууф», Тэр одним прыжком догнал Мускву и поддал ему лапой так, что тот кувырком отлетел от него на дюжину футов назад. Это было своего рода нравоучение, смысл которого был ясен без слов: «Знай свое место, если хочешь охотиться со мной!»

И вот, внимательно прислушиваясь, оглядываясь, принюхиваясь, Тэр вышел на охоту. Он спустился к ручью, не доходя примерно сотни ярдов до него. Теперь он не выбирал троп поудобней, а держался каменных нагромождений и завалов. Гризли медленно пробирался, петляя зигзагами, крался, скрываясь за огромными грудами камней, принюхиваясь к каждой расщелине и тщательно исследуя кущи деревьев и бурелом на своем пути.

То он забирался вверх, туда, где, кроме голого сланца, ничего не растет. То спускался и брел по песку и гальке вдоль ручья. Ветер доносил разные запахи, но ни один из них пока еще не привлек гризли. Он услышал запах козы, когда взобрался наверх и шел по горному сланцу. Но так высоко гризли не охотился за крупной дичью. Дважды доносился запах барана. И только позднее, уже к концу дня, гризли увидел над собой и самого горного барана, который смотрел на него с отвесной кручи, стоя футах в ста над ним. А на земле то и дело попадались следы дикобразов, и время от времени Тэр застывал на месте над следом карибу, подняв голову и принюхиваясь.

Здесь, в этой долине, бродили и другие медведи. Большая их часть проходила у ручья, и по всему было заметно, что это либо черные медведи, либо бурые. Тэр напал и на запах гризли, и его ворчание при этом не предвещало тому ничего хорошего.

Ни разу за эти два часа после ухода с нагретой солнцем скалы гризли не поинтересовался, как чувствует себя Мусква. А того голод донимал все сильнее, и медвежонок слабел с каждым шагом.

Свет еще не видал такого стойкого малыша, как этот медвежонок с рыжей мордочкой. Он то и дело спотыкался и падал на неровных местах. На подъемах, которые Тэр брал одним махом, ему нужны были отчаянные усилия, чтобы не отстать от гризли. Трижды Тэр переходил ручей вброд, и каждый раз Мусква, идя следом, наполовину погружался в воду. Весь избитый, изодранный, мокрый, он, несмотря на раненую ногу, не отставал, шел за Тэром по пятам или догонял его бегом. Солнце уже садилось, когда гризли наконец заметил добычу. А Мусква к тому времени был еле жив.