– Потом давай. Устал так, что весь скриплю.
– Ну так и давай я эту массажисточку Кристиночку вызову? Она о тебе, кстати, позавчера в сауне спрашивала. Произвел ты на нее, мужик, впечатление своим поленом. Мы тогда прям запереживали, не утрахаешь ли на смерть деваху, так она орала жалостливо.
Друг зашелся в глумливом смехе, а я вяло пошевелил извилинами, припоминая ощущения от того секс-марафона. Да, девочка была что надо, шлюха, конечно, но не из совсем затасканных. И трахать меня себя позволила в полную силу, не церемонясь. Не визжала, как обычно другие «ой, потише!». И кончала, похоже, не притворно. Липла потом, еще выпрашивала, а не сопли со слезами размазывала и клянчила бабосов сверху, за, типа, ущерб. Можно как-нибудь и еще ее оприходовать… но не сейчас. Не хочу.
– Давай завтра-послезавтра, – зевнул я, предвкушая душ и сон в собственной удобной кровати в компании Шрека.
Покосившись через плечо на переноску с котом, в которой бедолага бомжевал все это время на передержке, тяжко вздохнул. Он ненавидел мои отъезды, каждый раз объявлял голодовку, сильно теряя в весе, и вызверялся потом на меня несколько дней, размахавая когтями-крючьями и кусаясь, стоило только попробовать погладить. Говнюк неблагодарный.
– Дома пожрать нечего, – сказал Андрюхе, и тот затормозил у супермаркета.
Затарившись на пару дней на себя и на кота, я посмотрел на прилавок с пивом, но брать не стал. И так что-то кабанею, последнее время. Никогда дрыщом не был, а сейчас, видно, возраст свое берет, и никакие тренировки не делают меня стройняшкой.
Сильно накрашенная дамочка лет тридцати, начала стрелять на меня густо подведенными глазами и растянула кроваво-красные тонкие губы в кокетливой типа улыбочке. Она и раньше вроде как оказывала мне знаки внимания, как будто и не замечая, что мою вечно мрачную рожу ни разу не осенило и подобием ответного дружелюбия. Дело не в том, что лично она мне не нравилась чем-то, просто люди в принципе меня бесили. После долгого рабочего пребывания в их среде так особенно.
– Давно вас не было видно, – попробовала она завести разговор. Напрасно. – Уезжали куда?
Я хмуро пялился на движущуюся ленту, закидывая продукты в бумажный пакет, не намереваясь вступать в диалог. На кой?
– Как ваш котик? Не скучал?
– Скучает очень. Злится, – ляпнул, прежде чем успел прикусить язык. Ну что поделать, если Шрек – мое чертово уязвимое место.
Из магазина почти сбежал, чтобы больше говорить не пришлось.
– Последняя возможность передумать, – сообщил мне трындевший по мобиле Андрюха. – Пацаны уже на низком старте. Кристина тоже будет.
– Не хочу, сказал! – огрызнулся я.
– Придурок нелюдимый, – приласкал друг.
– Котяра похотливый, – отмахнулся я.
При виде своего забора в теле прямо заранее расслабуха такая разлилась, но стоило открыть дверцу машины, и меня как к месту приморозило.
На моей всегда тихой улице грохотал басами рок, и нос сразу же уловил запах сигаретного дыма.
– Что за нах? – зарычал, вываливаясь из машины.
– Ага, и мне интересно, – выскочил наружу и Андрюха.
Отперев ворота, я убедился, что музон орет в моем дворе. Злобно зыркнув по сторонам, я заметил, что дверь в половину покойной Евгении Титовны открыта настежь, а над МОИМ гамаком особой прочности, изготовленным по спецзаказу, чтобы выдерживать мою стокилограммовую тушу, поднимаются клубы дыма. А на газоне, что я с таким рвением стриг и вычищал, валяются пустые пивные бутылки. Самого устроившего это непотребство смертника видно не было – утонул в складках ткани, в которой я его, пожалуй, и закопаю вместо, мать его, савана.