– Ты змей-искуситель! – кричала она, зайдя по пояс в воду и ударяя по ней ладонями. – Искуситель!

Усыпанный песком берег не отличался от пляжа. У костра, который развел Гриня, пока она купалась, Света спросила:

– Чем дальше намерен заняться?

Ему не хотелось говорить на эту тему, но игнорировать вопрос девушки было сложно.

– Моя дальнейшая мечта – посетить Север, – решил он открыть свои планы на перспективу. – Возможно, на этой лодке и отправлюсь.

– Значит, покидаешь меня? – с нотками обиды сказала Света и вновь удивилась его непостоянству и неудержимости.

– Я вернусь, – стал он ее успокаивать, жалея, что все рассказал. «Надо было уехать, да и все» – подумал он про себя.

– Верится, конечно, с трудом, – сказала Света, ничуть не сомневаясь в том, что если он уедет, то вновь вернется через годы, а то и вовсе потеряется. – Но, насколько хватит моих сил, я тебя подожду. Если ты не появишься, я выйду замуж.

Грине и самому не хотелось расставаться со Светой. Она ему очень нравилась, но желание осуществить мечту было намного сильнее, нежели постоянство и определенность.

– А я приеду и разобью твое семейное счастье, – вороша палкой костер, иронизировал Гриня. Красивым заревом за высокую гору уходило солнце. Он смотрел в ту сказочную даль и не мог оторвать взгляда.

– Я давно мечтала о каком-нибудь безумном поступке, – нарушила молчание девушка, – спасибо тебе за классное времяпровождение. Но ты обещал вернуть лодку на место, – вспомнила она разговор на берегу Остров-града.

– Раз обещал, значит, верну, – не пререкаясь согласился Гриня. – Правда, из-за твоей принципиальности не придется осуществить давнюю мечту, – как бы о чем-то сожалея, сказал Гриня.

– Какую мечту? – не поняла его Света. А сама подумала: «Исполнили же мечту, отдохнули на берегу реки».

Гриня, словно удаляясь в далекое-далекое прошлое, начал говорить:

– В кандальной поре я мечтал своим ходом спуститься вниз по реке, любуясь очарованием берегов, закатов и рассветов.

– У тебя не все потеряно, – подбадривала его Света, – когда-нибудь вместе воплотим ее в жизнь.

Две недели. Две самые чудесные недели пролетели в одно мгновение. Расставались как будто навсегда. Гриня сдержал обещание – вернул лодку, привязал на пристани лодочной станции.

– Утром сами разберутся, чья она и кому принадлежит, – сказал он и обнял Свету. Она плакала. Ей не хотелось разлучаться, а Гришку манила даль. Ему не терпелось сорваться осенним листом с ветки дерева и унестись по дуновению ветра.

– Я буду ждать, – сквозь слезы сказала она, подходя к дому.

Гриня поцеловал ее еще раз и поспешил удалиться. Он не любил сентиментальности, не мог их переживать, не умел долгое время на чем-то сосредотачивать мысли.

Он уходил, а она еще долго смотрела ему вслед. Даже когда

он исчез, она продолжала смотреть в ту сторону, и он чувствовал ее взгляд. Замкнутая система воспитала в нем умение достигать своих целей. Даже если эти цели несут за собой разрушение собственной жизни. Над последствиями он задумывался потом, воспринимал их без сожаления: «Могло быть и хуже», «Кому-то сейчас намного хуже, чем мне». Останавливать его не имело никакого смысла. Что-то невидимое толкало его вперед. Посадить дерево – значит пустить корни своей жизни в определенной местности. Построить дом – значит воспитать свой дух. Родить сына – значит создать семью и оставить после себя поколение. Гриня Рубахин не был готов ни к одному, ни к другому, ни к третьему. Цыганская душа требовала дорогу. Ведь цыган – это не нация. Так как нация имеет государство, веру, царя. У цыган нет ничего подобного. Значит, цыганом может быть любой. Цыган – это просто образ жизни. Дорожная душа, требующая постоянных перемен. Таков был Гриня Рубахин.