– Григорий, вы меня разлюбили? – тоном тургеневской барышни спросила она, стоя в театральной позе, но без одежды.

– Что? – не сразу понял Гриша.

– С вами всё ясно, – артистка надула губки. – Душ, штаны, поход за колбасой, – скомандовала юная девица.

Грише стало как-то грустно. Он начал реально понимать происходящее с ним. Объяснений не находил, но то, что он живёт другой, не такой, как окружающие его люди, жизнью, становилось очевидным. Пришёл первый страх, самый плохой из всех страхов. Страх принёс слабость, злость, тупость. Сделал усталыми ноги и ватными руки. Равнодушие, глупые слова и поступки не заставили себя ждать.

После магазина Григорий с Ларисой долго ходили по улицам, побывали в парке, посидели у реки. Говорили мало, не клеилось. Домой вернулись ближе к полудню.

12.00

Наташу отправили спать. Она наконец приняла долгожданный душ и похрапывала в спальне. Лариса сразу с порога зашла в туалет, а затем прошмыгнула на свой диванчик в детской. Гриша понял, что у него нет ни своей комнаты, ни кровати, побрёл в кухню.

– Слава Богу, – Михаил вышел из кабинета и увидел Григория. Потом подошёл к мужчине своего же возраста, в его же одежде и как две капли воды похожему на него, чуть всхлипнул и громко сказал:

– Здравствуй, сын!

Бабушка с дедушкой тоже бросились обниматься с Гришей, как будто давно не виделись и соскучились до беспамятства.

Григорий обнимал незнакомых доселе людей и делал вид, что космически счастлив обрести семью. Он даже согласился съесть бабушкин куриный супчик под дедушкины пояснения: «Такой супчик только бабушка делает, ешь, деточка».

Появился Яков, поздоровался с Григорием, стал его рассматривать со всех сторон и задавать вопросы о самочувствии и настроении.

Затем папа Миша предложил пойти поговорить к нему в кабинет.

12.20–23.50

Вся вторая половина этого длинного дня прошла не так скоротечно, как первая. На телефон Михаила Степановича несколько раз звонили из роддома, и уже он давал объяснения и заверения, что у них всё нормально. Яков непрерывно общался по скайпу со своими коллегами в России и за рубежом. Звучала русская, английская речь, и не обошлось, конечно, без иврита. После каждого такого сеанса связи он смотрел на Михаила и многозначительно пожимал плечами. Потом решили занять делом Григория, и тот согласился по просьбе отца и Якова Натановича написать статью в медицинский журнал: «Впечатление 36-летнего мужчины, родившегося 12 часов назад». Появились диктофон и чашечка кофе. От видеосъёмки и всех попыток сделать его фото Григорий категорически отказался.

Бабушка приготовила большую утятницу жаркого из телятины, и они вместе с дедушкой, сославшись на усталость, поехали к себе домой отдохнуть. Правда, за час до полуночи опять вернулись, прихватив с собой по дороге вкусный торт.

Наташа, намаявшись ночью и утром, проспала почти до заката. Потом опять приняла душ, пообедала и по Гришиной просьбе достала семейные фотоальбомы. Они сидели рядышком, и мама рассказывала сыну обо всех, кто был запечатлён на этих снимках. Ей хотелось плотнее к нему прижаться и чтобы это длилось вечно.

Но тут появилась няня Лариса и предложила Григорию постричься.

– Смотри, как зарос весь, – она потрепала его за длинные волосы. – Пойдём, сделаю тебя красавчиком.

Через двадцать минут из ванной вышел элегантный седовласый мужчина с аккуратной бородкой и шикарным «ёжиком» на голове. Лёгкий парфюм дополнял радость этого момента.

После этого Григорий с Ларисой съездили в школу за Степаном. Мальчик догадался, что тот, кто его провожал в школу и кто его встретил, – один и тот же человек. Смышлёный парень сразу понял и всё остальное. Дома, переодевшись, он сходил к себе в комнату и что-то там взял.