Сидя в машине на обочине, Роман проклинал себя и весь этот день. В том, что его кто-то преследует, он был почти уверен, но теперь убедил себя, что ему действительно все это привиделось, а у дома Левиса была всего лишь соседская собака. Зато теперь Роман не представлял, как будет объясняться с Теодорой.
Прокрутив в голове телефонный разговор еще раз, он вдруг рассмеялся, прикусил сжатые в кулак пальцы. Да, скорее всего она не воспримет это всерьез. Придется лишь придумать разумное объяснение. Роман отмел мысль позвонить ей сейчас же. Он не был готов объяснять свое шутовство. Всю дорогу до дома с его лица не сходила слабая улыбка, но к концу пути она свелась к грустной тени в уголках рта. Грустной-грустной тени.
Роман ездил на работу одной и той же дорогой уже шесть лет, и ни разу за все время на этом отрезке пути от его дома до самого города ничего не случалось. В пределах пригорода кто-то словно установил негласное правило о соблюдении тишины и спокойствия круглые сутки. Но, говорят, у любого правила есть исключение. И время этого исключения наступило, когда он ехал на работу разбитый после бессонной ночи и беспокойных метаний по комнатам сбитого с толку сознания. Роман едва успел затормозить, когда на дорогу выбежал смутно знакомый человек. Он уперся руками в капот и посмотрел на Романа обезумевшими глазами.
– Вам жить надоело?! – крикнул Роман, выбираясь из автомобиля. – Что вы творите?!
– Помогите! Мои овцы! Там! Ой, мамочки, что же это делается-то! Помогите!
Пожилой мужчина обращался к Роману, но голосил так, будто хотел докричаться до всех соседей сразу. Он замахал руками, указывая неизвестно на что и куда.
– Ну вот что, успокойтесь, – сурово произнес Роман и заглушил двигатель. – Что у вас случилось?
– Мои овцы! Мои бедные овцы! Предупреждала меня старуха: не бери грех на душу – поплатишься. Вот и поплатился теперь! Со времен дедов моих такого не видел! Жуткая жуть! Мои овцы!
Роман пожалел, что остановился. Он признал в старике своего соседа, редкие беседы с которым никогда не заходили дальше прохладного приветствия. Вдруг старик схватил Романа за рукав, как будто это его нужно было встряхнуть как следует, и потащил к вершине холма, откуда открывался вид на долину внизу.
– Послушайте, я опаздываю. Прошу, успокойтесь, и если вам есть кому поз…
Он не договорил. Внизу виднелся небольшой белый домик с треугольной крышей. Чуть дальше – пастбище, куда более рябое, чем обычно. Темно-зеленая, почти черная под мрачным небом трава была сплошь заляпана отвратительными клочками плоти и бурыми пятнами. Аккуратное пастбище превратилось в кровавое месиво, от которого к горлу тут же подступила тошнота.
– Мои овечки! Все до единой, они… они…
Старика стошнило. Роман не слишком ловко отступил, и рвота попала ему на ботинки. Он выругался, но тут же позабыл об этом: старик начал оседать. Роман подхватил его у самой земли, предотвратив удар головы о камни. Он выругался так, что если бы мнительный сосед был в сознании, то непременно лишился бы его снова. Роман уже набирал номер скорой помощи, когда пострадавший неожиданно вовремя открыл глаза и, услышав разговор о врачах, горячо запротестовал. Роману пришлось отказаться от вызова и извиниться. Он поднял старика на ноги.
– Не волнуйтесь так! Вы меня напугали. Я отведу вас в дом, хорошо? А вы успокойтесь.
Поддерживая старика, он старался не спешить и подстроиться под его неровный шаг. К концу пути причитания уже сводили его с ума. Из них Роман узнал, что разодраны все овцы до единой, что волков в этой местности не было уже много лет и что когда старуха встретит его на небесах, то спустит шкуру и отправит прямиком в чистилище за то, что недоглядел за ее овечками. Романа мало интересовали овцы, он тщетно пытался узнать, есть ли у старика родные, которых можно предупредить о его состоянии и которые могли бы присмотреть за ним сейчас.