– Приготовить смоченные материи! – прокричал я и мой приказ был подхвачен.

Хоть какое-то, но спасение от дыма, которого сейчас должно быть много. Именно это обстоятельство, чтобы самим не схватить отравление угарным газом, и сдерживало меня отдать приказ раньше. Но сомнения пошли на пользу, и уже не менее пяти сотен вражеских ратников взобрались на соседний холм, где не только поливали нас дождем из стрел, но и готовились спускаться вниз, на помощь своей застрявшей коннице. И это несмотря на крутизну спуска.

Растительность на холме вспыхнула, как спичка. Пожар разгорался с ужасающей скоростью. Сквозь какофонию звуков боя и ржания коней, уже стали доноситься предсмертные крики отчаяния и ужаса со стороны холма. Были те, кто попал в эпицентр разгорающегося пожара, они метались в разные стороны, впадая в панику. Лесной огонь страшен для ратника, намного ужаснее, чем сам бой. Нашлись те, кто прыгал с крутого склона соседнего холма. Они ломали себе ноги, руки, мешали друг другу сгруппироваться, скатываясь и подсекая своих соратников.

– Бревна и колеса! – кричал я.

Вот сделал же себе нечто похожее на рупор из бересты, но забыл приспособление на смотровой вышке. Чтобы только вновь не сорвать голос!

Недалеко от меня стали поджигать колеса от разобранных телег. Их подымали над частоколом и сразу же скидывали на столпившегося противника, внося еще больший хаос. Туда же, минуту спустя, были сброшены больших размеров, тяжеленные бревна. Они быстро катились по склону холма, подпрыгивая, скользя, набирая в себя и вонь экскрементов и глину. И вот, облепленные всем этим, бревна на большой скорости врезались во вражеских конных, круша и ломая ноги коням, вышибая дух их всадников.

– Шаг! Шаг! – правильно расценил обстановку командир пехотинцев и повел пикенеров в решительную атаку.

К этому моменту ожесточенное противостояние между ратниками Богояра и конными спало почти на «нет», потому как мятежная конница была с смятении и теперь не вперед собиралась прорываться, а сбежать. Отдельные всадники, умудряясь в толчее развернуть своих коней, пробовали протиснуться и сбежать. Но это было сложно. Много коней лежало присмерти, еще больше загромождая дефиле, большое количество ратников противника были либо раненые, убитыми, но и те, что встали на ноги после попадания бревна или горящего колеса, только мешали своим соратникам выбраться из ловушки.

На соседнем холме тем временем все больше разгорался пожар и мне становилось все тяжелее дышать. Но это неудобство я как-нибудь выдержу, а что творилось с вражескими воинами на той адской горе, мог только представлять. Все заволокло дымом, было не видно, как умирали мятежные русские ратники, как и приведенные ими на Русь половцы. Не видно, но отчетливо слышно, несмотря на то, что немало стонов и криков боли, замешанных на отчаянии, доносилось и снизу. Там пехота, ощетинившись пиками, уже отвоевала метра два пространства у сгрудившейся вражеской конницы.

– Шаг! Шаг! – раз в секунд десять командовали в построении пикенеров, а пехотинцы кололи своими длинными копьями, порой на одного всадника приходилось и три и четыре таких укола.

Продолжали лететь стрелы, наши, на этом участке, за редким исключением, отрабатывали наши лучники. Конным мятежным ратникам было уже не до сопротивления, они искали только возможность убежать. Правильно отцы-командиры говорят, что в бою часто возникают ситуации, когда бежать – это более верная смерть, чем продолжать прорываться вперед. У неприятеля был шанс прорваться, но теперь они остаются без шансов выжить.