Раздражение было, но при этом имело место возбуждение от общения и созерцания девицы. Хотелось отослать Улиту куда подальше, одновременно, ее не хотелось покидать. Странное, конечно, мое отношение к девке. Как пелось в одной песне из будущего «я люблю и ненавижу». И пусть о любви говорить не приходится, но влечение было явным. И как жить под одной крышей? Чувствую я так могу наглотаться этого наркотика – общения с Улитой, – что спрыгнуть «с иглы» без ломки не получится.

– Мне мыльня нужна. У тебя мыльня есть? – спрашивала девица, а у меня начали всплывать образы…

– Должна быть. Уходя в Кучково повелел поставить, – отвечал я.

Может и не такая она уже и важная кобыла, чтобы ее не оседлать? Да и к девственности в этом времени не так, чтобы сильно строго относятся. Все еще христианская мораль с множеством запретов не стала доминировать, женщины более-менее свободны, как и нравы. Это после, ко времени Ивана Грозного, женщин должны будут запереть на своей половине дома и чтобы не показывались на глаза, пока муж не призовет для утех своих. А сейчас бабы все еще говорливые, гонорливые, да строптивые, если только не познали голод.

– В баню мужики и бабы могут одновременно ходить. Это не зазорно. Без этого… ну что между мужем и женой происходит… конечно, но вместе мыться можно. Вон и тетка Марфа с отцом моим вместе мылись, а они брат и сестра. И я с братьями мылась. Так что знаю, как там у вас, мужей, все устроено, – Улита засмеялась.

Ведьма, не иначе. Ведь она мастерски играет моими эмоциями, не осознанно, интуитивно, используяприродные таланты. Как тут не поверишь в высшие силы, если уже при рождении такие вот Улиты получают сверхспособности повелевать мужчинами? И понимаю, что не будь я уже познавшим целую жизнь человеком, так уже стал бы покорной игрушкой в цепких пальчиках молодой еще, незамужней, девушки. Мне-то и сейчас нелегко устоять.

– Я вижу, я чую, что люба тебе. Это мой дар, чуять, как ко мне относятся. Но ты… Ты сопротивляешься, почему? – тон Улиты, вдруг, стал очень серьезным.

Такая перемена в тембре голоса, поведении, могла и с толку сбить. Чего там… И сбила. Так что я посчитал за верное взять паузу и несколько помолчать, приходя в себя. Шла атака женскими чарами во всем направлениям.

– А у нас может быть будущее? – предельно серьезно, будто разговариваю не с великовозрастной, но все же девчонкой, а с мудрой женщиной, говорил я. – Мы убьем друг друга, так как я не покорюсь, а ты слишком строптивая. У нас будет безумная близость, мы будем страстно относится друг другу, но это не семья, это… сумасшествие.

– Ты говоришь, как старик, – буркнула Улита и отвернулась. – Если люба тебе, то не отдашь никому!

Вот так. И пойми этих женщин! Две, хоть и три жизни проживи и все равно не сможешь предугадать, что в женских головах, или где у них, в каких частях тела, мысли роятся. То дня два рыдала с перерывами на то, чтобы сказать, что я не достоин ее, хотя я и не набивался в «достойные». После вот… чуть ли не признание в любви.

Прибыли мы домой только через полторы недели после того, как вышли из Кучково, хотя тут идти-то всего ничего. Пришли, а Владово, словно грандиозная сплошная стройка. Нужно будет обязательно выделить Ефрема, который остался на хозяйстве, да сына Крота, который так же развил бурную деятельность.

Что сразу бросается в глаза, наравне со строительством, так большое количество детей. Они сновали туда-сюда, те, что по старше пробовали помогать мужчинам тягать бревна и обтесывать их. Даже женщины и те работали на сложных, мужских работах. Все-таки из тех детей и женщин, которые некогда были нами гонимыми из леса, многие прибились именно во Владово. Местные исподволь, но помогали своим соплеменникам.