Как Чжу Цзань додумался до такого?
Он ведь не из столицы, всегда жил на севере, а тут вдруг оказался в чужом городе и начал грести деньги.
А точно ли гогун был бедным?
Из-за войны, которая вынудила перенести столицу и оставила в памяти жуткие, болезненные воспоминания, ее покойные дедушка с отцом и нынешний император благоговели перед гогуном, который охранял северные земли и обеспечивал мир в стране. Если он просил денег – ему их давали, если просил какую-то вещь – и ее предоставляли без проблем. При этом мужчина вовсе не злоупотреблял положением.
Как же так вышло, что родной сын гогуна так любил деньги и вечно гнался за наживой?
– Юная госпожа, есть тут еще чего вкусненького?
Лю-эр уже съела мясо, явно не насытилась и своим вопросом возвратила Цзюнь Цзюлин в реальность.
Глядя на покрасневшее, высохшее от солнца личико служанки, Цзюлин улыбнулась и повела коня дальше.
– Тут много чего есть, – ответила она. – Давай для начала расположимся на постоялом дворе, умоемся и отдохнем, а после поедим.
Цзюлин продолжила идти по улице, ведя за собой лошадь и счастливую Лю-эр.
Юная госпожа Цзюнь бросила взгляд в сторону столицы. Уже полгода прошло с тех пор, как она умерла. Всего в получасе езды отсюда находились ее брат с сестрой. Настолько же близко и ее враги.
Она чувствовала, что должна что-то придумать, но сейчас у нее в голове было пусто.
Вообще никаких идей.
Расстояние, может, и сократилось, но вот самое тяжкое – это преодолеть пропасть из-за ее нынешнего статуса.
По-прежнему недосягаемо.
Наступила глухая ночь. Сейчас в столице не было комендантского часа. На ночном рынке по-прежнему царили шум и оживление, однако высокие стены вокруг академии, подобные кронам величественных деревьев, заглушали этот гвалт.
Во мраке сияли и переливались бесчисленные огоньки, а это значило то, что студенты усердно учатся.
На столе Нин Юньчжао горели две лампы, в которых использовалось масло высшего качества. От них исходил легкий аромат без дымки, благодаря чему глаза совсем не болели.
Однако молодой господин не был погружен в учебу. По всему его столу было разложено несколько свитков, но сам он откинулся на спинку стула и, похоже, спал.
Вдруг этот спящий рассмеялся.
Когда Нин Юньчжао распахнул глаза, они нисколько не казались заспанными, а, напротив, сияли подобно небесным светилам.
– Так вот в чем дело, совсем этого не ожидал, – бросил он, окидывая взглядом письма, разбросанные под свитками.
Их ему доставили в полдень. Юноше даже не пришлось вновь все перечитывать – содержание писем отчетливо въелось ему в память. Конечно, все они были о том, как юная госпожа Цзюнь продумала столь искусный и умелый план.
С самого начала это был фиктивный брак.
«Думаю, даже если бы ты не стала женой молодого господина Фана, семья Фан все равно бы о тебе позаботилась».
Нин Юньчжао вспомнил фразу, которую когда-то сказал ей.
Тогда она слегка смутилась, но он решил, что это была реакция на критику в его словах.
Он упрекнул ее в недоверии к собственной семье, а также в попытках извлечь какую-то выгоду.
Нин Юньчжао, конечно, вовсе не это имел в виду, да и она была совсем не таким человеком.
«Молодой господин Нин слишком сильно переживает, – сказала она тогда с улыбкой. – Уже бесполезно об этом говорить».
Выходит, юная госпожа Цзюнь и в самом деле имела в виду, что он чрезмерно беспокоился.
Она провернула столь искусную игру. В то время юная госпожа лишь вырабатывала стратегию и не собиралась общаться с посторонними, поэтому завуалированно и сказала о волнении.
Но тогда он и не переживал вовсе.
Он лишь обратил внимание на ее фразу о том, что говорить о чем-либо уже бесполезно, и трактовал ее слова как «что сделано, то сделано, продолжать разговор нет никакого смысла».