, сказал Иов. Казалось, ничто живое не может уцелеть в длинном эллипсе вспененной воды, однако ничего видно не было: ни мокрого корпуса, ни огромных пузырей, ни пятен топлива. Десять против одного, что ни одна из глубинных бомб не взорвалась вблизи цели. Было бы удивительным везением, если бы первая же серия глубинных бомб – первая попытка Краузе убить человека – оказалась успешной.

И впрямь! Вбегая в рубку, он ощутил мучительный укол совести. Ему вообще не следовало выходить на мостик. С последнего взрыва прошло пять секунд – пять секунд, за которые немец мог проделать целых сто ярдов на пути к безопасности. Снова охотничья лихорадка. И безответственность.

– Право на борт, – скомандовал он.

– Есть право на борт.

Рулевой отрепетовал приказ.

– Курс назад к точке сброса бомб.

– Есть, сэр.

– Одерживать на курсе, противоположном нынешнему.

– Локатор докладывает, аппаратура временно не функционирует, сэр, – сообщил телефонист.

– Очень хорошо.

Локатор, нежный, как человеческое ухо, на время оглушен подводными взрывами. «Килинг» разворачивался по узкому кругу, но не так быстро, как хотелось Краузе. На полный разворот эсминцу требовалось несколько минут, а подводная лодка – если она не повреждена – уходит на полном ходу. К тому времени, как нос «Килинга» вновь укажет на нее, она может быть в миле и больше, на расстоянии, на котором локатор не сумеет ее поймать. А Доусон вновь совал под нос свой планшет. Краузе и забыл, что тот принес радиограмму три минуты назад. Он взял планшет и первым делом прочел слова в середине сообщения.

Значения широты и долготы выглядели подозрительно знакомыми. Чтобы подтвердить это подозрение, хватило доли секунды. С точностью до мили-двух числа соответствовали нынешнему положению «Килинга». Они были посреди волчьей стаи немецких подлодок. Адмиралтейскую радиограмму, адресованную ему как командиру эскорта, составили два часа назад. До него она добралась почти в рекордное время; служащие Адмиралтейства с его картами и прокладочными планшетами отправили ее в надежде на почти немыслимое стечение обстоятельств. Если бы радиограмма каким-то чудом пришла быстрее, а караван запаздывал бы на час-два, то еще оставалось бы время повернуть и увести его от волчьей стаи. А сейчас? Исключено. Отставшие, надо надеяться, уже подтянулись, и конвой тяжелой неповоротливой громадой ползет вперед. Приказы коммодору можно передать за несколько секунд, но пройдут минуты, прежде чем эти приказы сообщат каждому судну конвоя и убедятся, что они правильно поняты. А сам маневр приведет к повторению недавней сумятицы, какие-то корабли снова отстанут… разброд будет даже хуже, чем в прошлый раз, поскольку маневр произойдет не по расписанию.

– Обратный курс, сэр, – доложил Уотсон.

– Очень хорошо. Начинайте локацию.

И даже безупречный поворот ничего бы не дал: волчья стая уже знает о караване. Маневр стал бы лишь тратой времени, опасной и бесполезной.

– Локатор докладывает отсутствие контакта, сэр.

– Очень хорошо.

Оставалось одно: с боем прорваться через волчью стаю и продолжить путь через Атлантику. По крайней мере, его предупредили, но предупреждение ничего, по сути, не изменило, поскольку и эскорт, и конвой постоянно были начеку, как если бы волчья стая находилась близко. По той же причине Краузе не счел нужным передавать известие подчиненным и коммодору. На их действиях оно не скажется, а чем меньше людей знает, как точно Адмиралтейство умеет определять концентрацию немецких подлодок, тем лучше.