Поток мыслей резко прерывается, когда холодные пальцы мужчины нежно касаются моего оголенного плеча. Он проводит ладонью по моему локтю, касается запястья, и мне вдруг кажется, что он возьмет меня за руку…

– Одевайся, – раздается приказ. Отстранившись, де Виллер одаряет меня очередной нахальной улыбочкой и направляется к выходу. – Жду внизу.

– Это значит “да”?

Мужчина оборачивается уже на пороге и, щелкнув пальцами, заключает:

– Продано.

– Куда ты меня везешь? – спрашивает Эмилия.

Я замечаю, что она впивается своими маленькими тонкими пальчиками в кожаную обивку сиденья так, будто боится, что вот-вот вылетит через открытый верх авто.

– Конечно же, в подвал моего замка, где тебя ждут еще шесть трупов моих несостоявшихся невест, – отвечаю я серьезным тоном и переключаю передачу.

– Вздумал со мной шутки шутить?! – бесится девушка, и я бы прикрыл ее миленький грязный ротик, но, боюсь, она этого в таком состоянии не оценит.

Малышка, мне по жизни почти все достается за одну простую улыбку, а стоит пошутить, как девушки тут же падают к моим ногам. Нормальные цыпочки обожают мужчин с чувством юмора.

– Это ты еще не слышала анекдот про королевского садовника и кухарку…

Она не дает мне договорить:

– Еще одно слово, мистер королевская задница, и ты получишь промеж глаз. А я давно живу одна, так что, поверь, позаботилась о том, чтобы удар у меня был крепкий.

Эмилия так нервничает, что я решаю ее больше не подкалывать, и мы продолжаем путь в тишине. Минут через десять она внезапно спрашивает:

– Что там с садовником?

– Прости? – не понимаю я.

– С садовником, – терпеливо повторяет Эмилия. – Анекдот про садовника и кухарку.

– А, – отмахиваюсь я, – он неинтересный.

Мне нравится играть с ней в перетягивание одеяла. Подобные забавы пробуждают во мне что-то теплое и давно забытое, что-то… из беззаботного прошлого, когда я не чувствовал себя одним против целого мира.

– Расскажи, – хмурится девушка, – иначе поведаю всем, что чувство юмора у Ричарда де Виллера такое же небольшое, как и его чле…

– Ладно-ладно. – Я смеюсь, на мгновение оторвав обе руки от руля. – В общем, один наваррец спрашивает другого: «А у вас есть садовник?» Второй: «Конечно». «А кухарка?» «И кухарка есть». «Неужели и дворецкий?» «И дворецкий». «Получается, вы очень богатый человек?» «Да нет, просто в нашем многоквартирном доме живут люди самых разных профессий».

Эмилия невольно прыскает, но ее лицо тут же возвращается к непроницаемому выражению.

– Не смешно.

– Да ладно, я видел, что ты улыбнулась. Особенно эту шутку обожали в пансионе, где я учился. Просто с ума сходили.

– Ты не сравнивай юмор для прыщавых школьников с…

– …с утонченными шутками официантки? – подсказываю я. – Даже не думал. А вот мы и приехали.

Вряд ли она когда-нибудь была в этом магазине. За сверкающими на солнце витринами красуются дизайнерские наряды, стоимость каждого – не меньше двух зарплат нашей принципиальной посудомойки.

Я вновь окидываю Эмилию оценивающим взглядом. Если она хочет изображать из себя мою невесту, то должна выглядеть соответствующе. Тинейджерских толстовок, джинсов и стоптанных кроссовок прессе будет достаточно, чтобы понять, что я вожу всех за нос. К счастью, на личико она ничего, да и фигурка, как я уже успел понять, приличная. Этот неограненный бриллиант придется отнести к самым лучшим мастерам королевства.

– Сюда? – Эмилия не верит своим глазам.

– Двумя домами ниже есть «Зара». – Я стреляю в нее взглядом и выхожу из машины, бросив: – Но это если ты хочешь быть похожей на приходящую горничную.

Этого хватает, чтобы Эмилия выскочила следом и засеменила за мной. Когда я открываю перед ней дверь и жестом пропускаю вперед, она на мгновение мешкается, словно ни один мужчина так никогда с ней себя не вел. Огромные карие глаза по пять медных лагний смотрят на меня с искренним удивлением.