Муж удивился, застав меня дома. Помню, как он опасливо оглядел квартиру на предмет наличия следов преступления.

«Вот, верни это своей пассии!» – я бросила помаду ему в грудь, и Саша поймал ее, обескураженно глядя на меня.

«Стелла…» – начал он.

«Не надо, – властным голосом, совсем не похожим на мой обычный, оборвала я, – Ничего не хочу знать об этом».

Муж, казалось, был совершенно поражен такой смене в моем, как правило, покладистом поведении. И это совсем его не порадовало.

Выражение лица Александра стало похоже на звериный оскал, когда он практически прорычал мне в ухо:

«Во-первых, не смей разговаривать со мной в таком тоне. А во-вторых… Я здоровый мужик, и мне нужен секс на регулярной основе. И если я не могу трахать свою жену, я иду трахать других баб. Как только ты снова будешь „в строю“, мы вернемся к тому, на чем остановились. Сейчас твоя главная задача – выносить и родить мне здорового ребенка. Это ясно?»

«Более чем, – сквозь стиснутые зубы ответила я, – Но прояви уважение – не делай этого в стенах нашего дома – того самого, в который ты привезешь своего ребенка».

«Принято к сведению» – Саша ядовито улыбнулся.

Сказать, что все надежды на счастливую семейную жизнь рухнули в тот момент, – это ничего не сказать. Пропасть между нами с мужем разрасталась с каждым днем все больше, отдаляя нас друг от друга. Наше общение стало не то чтобы натянутым – оно стало почти враждебным. Чувство покинутости и невостребованности собственным супругом обрело постоянное место жительства в моем сердце, но мое горе было тихим. Единственное, что растапливало лед между нами хоть ненадолго, – это подготовка к рождению дочери (пол мы узнали на последнем УЗИ). На удивление, в этом мы находили полное взаимопонимание. Не сомневаюсь, что Саша продолжал расслабляться в компании других женщин, но открыто это не демонстрировал, оберегая мой душевный покой. Хотя о каком покое вообще могла идти речь… Я пыталась выбраться из этой депрессивной ямы и просто сконцентрировалась на своей завершающейся беременности, которая продолжала течь не совсем благополучно. У меня начался характерный для этого срока синдром гнездования, и я была погружена в это состояние с головой. Только благодаря маленькому чуду, растущему во мне день ото дня, я смогла хоть как-то «купировать» симптомы разбитого сердца.

– Этот клуб считается элитным! – кричит Кира, оглядываясь на меня, когда мы буквально продираемся через толпу беснующихся в танце людей к бару, чтобы заказать напитки. Мои барабанные перепонки вибрируют от басов электронной музыки, которую я даже не знаю, а глаза никак не могут привыкнуть к вспышкам от разноцветных прожекторов и стробоскопов. Какой-то парень, лица коего я не могу разглядеть, случайно толкает меня, размашисто двигаясь в своем танце. Я чуть пошатываюсь от этого на каблуках, но, благо, удерживаю равновесие. Он даже не останавливает своих движений, а просто выкрикивает свое извинение, продолжая раскачиваться под ритм трека.

– Пардон, мадемуазель!

«Мадам» – мысленно поправляю я его.

Подобравшись к барной стойке, которая являет собой замкнутую окружность прямо в середине танцпола, мы с Кирой замечаем, что есть только одно свободное место, которое подруга великодушно предлагает занять мне. Не споря с ней, я не самым грациозным образом взбираюсь на высокий стул и устраиваю свою немаленькую задницу на сиденье. Кира перегибается через барную стойку и подзывает бармена. Он практически моментально материализуется рядом и лучезарно улыбается нам в ожидании нашего заказа. Моя подруга тут же громогласно оглашает его: