– Не вздумайте поддаться внезапному состраданию к бедному дитятке, – полковник погрозил пальцем Мармеладову и Мите, сидящим на кровати привратника Харитона, сколоченной из досок разной длины и толщины. – Вы, может статься, уже готовы зарыдать? Ах, жизнь нещадно колотила, среда заела – оттого и бунтует мальчишка, оттого и на убийства отважился. Пожалеть, что ли, его надобно? Пр-р-риласкать?!

– А как же чувство гуманности? – перебил сыщик. – Давеча вы не раз говорили: «Я могу быть и официальным лицом, и при должности, но гражданина и человека я всегда ощутить в себе обязан!» Куда же все это подевалось, Илья Петрович?

– Взрывами разметало, Родион Романович!

Беседовали они в маленькой каморке под лестницей, утопленной ниже уровня улицы, так, что в окно видны были лишь ноги прохожих да сапоги городовых. Илья Петрович встал на цыпочки, приоткрыл окошко, сгреб жменьку рыхлого снега и начал мять в кулаке.

– Вот, глядите. Таков из себя Фрол Бойчук. Был он рыхлым и мокрым от слез. Но его давили со всех сторон, плющили между ладоней, и в итоге он стал крепче льда. Холодный комок ненависти и жестокости. Этакий уже не оттает, напротив, попытаешься его согреть – себе же руки и отморозишь. Нет, на Бойчука и ему подобных не действуют добрые слова, равно как угрозы, увещевания или философия… С ними должно поступать вот так.

Он размахнулся и швырнул снежок в кирпичную стену.

– И никак иначе!

– А не слишком ли вы суровы? – спросил Митя.

– В самый раз! – Порох постучал папироской о ладонь, закурил от спички и выпустил дым в пол. – Бойчук сколотил ячейку, настолько кровожадную, что стали побаиваться свои же соратники. Дважды пытались сдать его нашим агентам. Но хитрый лис ускользал, словно чувствовал ловушки и засады. Даже с покалеченной рукой он наловчился мастерить бомбы. Миниатюрные, всего-то с коробку от папирос, но при этом по разрушительному воздействию они страшнее полупудового снаряда! В прошлом году в Петербурге устроил дерзкий налет на канцелярию губернатора, в результате погибли девять человек. В этом году, в марте, восьмого числа – взрыв в жандармском отделении, убиты штаб-офицер, его адъютант, три вахмистра и семь рядовых. В Москве Бойчук готовил покушение на великого князя. Правда затея не выгорела, бомбиста успели подстрелить. Но в толпе зевак погибли четверо, раненных не считали. А взрыв на Волхонке в сентябре, неужто не помните? Мало ему – родного отца убил, да как жестоко! Остались от артиста только ноги, а все, что выше пояса, разнесло взрывом. И ошметков не нашли…

– Правду сказывают, кто на Касьяна родился, тот с адом породнился, – пробормотал Митя.

– И что же, Бойчук и вправду такой неуловимый? – перебил его сыщик.

Полковник кивнул и заговорил, не выпуская папиросу изо рта.

– Пытались внедрить в банду трех лучших агентов. Без толку! Он их как семечку расщелкивает, а кожуру выплевывает. Вот, надеялись через отца к нему подобраться, привратника этого зачислили в стукачи с солидным жалованьем, надо отметить, по пяти рублей в месяц. Но то ли бомбисты так Харитона запугали, что он молчит, то ли и вправду в последнее время сын к Столетову не заглядывал. Но как же они связь поддерживали?

– Через доверенное лицо, – Мармеладов повторил свои подозрения насчет посыльного из лавки.

Порох внимательно выслушал, потом крикнул за дверь – мигом прибежал городовой Кашкин.

– Ты вот что, бери Харитона. Пробегите по всем окрестным лавкам, где вином торгуют. Везде смотрите обслугу, если опознает в ком того самого посыльного, что доставлял г-ну Столетову бутылки – немедленно сюда. Постой! Возьми-ка с собой еще двоих, да покрепче. Смотри, не упусти!