- Нет, я не боюсь. Просто их как-то много.

- Их нормально, - как-то не совсем по-русски ответил Родимцев. – Как раз столько, сколько должно быть. Дом большой, ты их даже не заметишь.

Захотелось поспорить, но кто я такая? Всего лишь наемный работник. Пришлось кивнуть, соглашаясь, и вернуться в гостиную.

- По всем вопросам в мое отсутствие ты будешь обращаться к Саше, - пояснил Павел.

- Хорошо, - согласилась и предложила: - Может быть чая? Или кофе?

- Спасибо, - ответил Кир. – Мне уже скоро пора выезжать.

- А я пойду обустраиваться, - вклинился Саша. – Прилетел ночью, не успел вещи разобрать.

- Можно я тоже пойду? – поинтересовалась у Павла.

- Конечно, иди, отдыхай. Я пока с ребятами разберусь, и часа через два буду в вашем с Иваном распоряжении.

Я покивала и пошла на второй этаж. Заглянула к Ваньке, он крепко спал. А говорил, что не устал. Решила посмотреть на свою спальню. Тихо открыла соседнюю дверь, огляделась. Светлая комната с большой кроватью, комод, шкаф и туалетный столик. Посмотрела на постель, потом на часы. Ванька совершенно точно проспит еще часа два, у меня есть время. Кровать манила. Я скинула туфли и устроилась на мягком матрасе. На всякий случай поставила будильник. И закрыла глаза.

13. 13.

Пашка был недоволен собой – воспитательница сына стала восприниматься им как женщина. И, что само по себе странно, это случилось не тогда, когда он, сонный и основательно политый водой, лапал ее на диване в собственной гостиной. И не тогда, когда ухаживал во время ее болезни. И даже не тогда, на детской площадке в торговом центре, где их приняли за семейную пару. Все это время Катя была просто воспитательницей Ваньки. Нет, он не слепой, видел, что перед ним красивая, умная женщина с хорошим чувством юмора. Но все ее достоинства мозг фиксировал отдаленно, не находя отклика в сердце. Гораздо ценнее для Африканца было то, как Екатерина Алексеевна Романова общалась с его сыном, и как быстро Ванька привязался к ней. А вот привез ее в медицинский центр, увидел, что такая бойкая на язык, Катя боится уколов, и что-то замкнуло. И карие глаза, и стройное тело, и длинные темные волосы стали ощущаться совершенно по-другому.

И это по-другому Пашке категорически не нравилось. Потому что было абсолютно неуместным и лишним. Наверное, именно поэтому он рассказал Катерине, что его жена умерла. Не хотел об этом говорить, пусть бы она и дальше думала, что мама Ивана живет отдельно и с сыном не общается. В конце концов, он знал много таких семей, где дети жили с отцами, а матери уходили, что бы жить своей жизнью.

Но его отношение к Катерине изменилось, и он, желая показать ей (да и себе тоже, чего скрывать), что между ними достаточно препятствий, чтобы не наделать глупостей, рассказал об Имани. Что бы поняла, что у него уже все это было. И любовь, такая огромная, что не могла поместиться в сердце, а все время рвалась наружу и выплескивалась искрящимся фонтаном, и семейная жизнь в маленьком доме на краю мира, и боль страшной потери, когда он вдруг осознал, что жизнь окончена, потому что ЕЕ рядом нет. А раз все это уже было, то зачем ему что-то еще? У него есть сын, с глазами, так похожими на глаза любимой жены, есть работа, есть дом. А больше ему ничего не нужно.

Улетел в Уганду не только для того, что бы пообщаться с заказчиком и встретить ребят. Просто хотел побыть один, подумать и поостыть от ненужных и давно забытых чувств.

Кир прилетел всего на пару дней. Посмотреть, оценить, возможно, дать дельный совет. Они сидели вечером на веранде и пили пиво.

- Ты какой-то загадочный, - глядя на Африканца, сообщил Кир.