Среди протестующих были разные люди, но большинство немногим старше Дэвида и Лили. Потемневшие от прилива крови лица, разинутые рты – они, как жаром, лучились яростью. Дэвид замедлил шаг, пытаясь сквозь отголоски эха разобрать, что они выкрикивают, но определил только, что фраза была из семи слогов: четыре в зачине, три в ответе. Один из полицейских повернулся к Дэвиду, и тот снова ускорил шаг. Это не его борьба. Ему нет до них дела.

К тому времени, как они вышли на платформу, Лили притихла. Дэвид подвел ее к литой пластиковой лавочке, рассчитанной на троих, но для них двоих в самый раз. Пластик захрустел и скрипнул под его весом, и Лили вздрогнула от этих звуков. Между бровями у нее пролегли горькие морщинки. Табло обещало «трубу» до Иннис-Шэллоус через шесть минут, четкими арабскими цифрами отсчитывало секунды. Лили заговорила – сдавленным голосом, только Дэвид не знал: от огорчения, или это был побочный эффект наркотика.

– Какие все злые, – сказала она. – Вот бы люди не были такие злые.

– У них есть причины злиться.

Ее взгляд поплыл, не сразу нашел собеседника.

– У всех причины, – сказала она. – У меня причины. У тебя причины. Но мы же не такие. И не хотим такими быть, да? Ты же не злой, Дэвид?

Вопрос прозвучал едва ли не мольбой, и он рад был бы ответить, что нет, он не такой. Он бы что угодно сказал, лишь бы разгладить ее безупречный лоб, а потом отвести ее домой, в ее комнату в жилом комплексе, и целовать, и снимать с нее одежду. Лишь бы увидеть ее нагой, и услышать ее смех, и заснуть без сил в ее объятиях. Он кашлянул, поерзал на лавке.

– Ты ведь не злишься? – спросила она.

Прозвучало негромкое трезвучие сигнала.

– «Труба» на подходе, – выдавив улыбку, сказал он. – Все будет хорошо, ты только расслабься.

Она кивнула и сделала движение, чтобы от него отодвинуться.

– Все красные. Ты тоже красный. Как большая-пребольшая вишня. Ты такой умный, – бормотала она. – Так ты сам никогда не пробовал?

В вагоне «трубы» лучше не стало. Эта линия шла на Атерпол, пассажиры здесь были лет на десять старше него. Демографическое давление настроило вагонный монитор на новости. В какой-то обдуманно выбранной студии худой седовласый мужчина перекрикивал смуглую женщину.

– А мне все равно! – кричал он. – Пусть они превратили в оружие объект из какой-то дальней, внесолярной экосистемы – меня это не касается. Мне нет дела до Фебы. И до Венеры дела нет. Меня волнует, зачем они это сделали. Факт тот – и никто его не оспаривает, – факт тот, что Земля это оружие закупила и…

– Вы непозволительно упрощаете. Есть сведения о нескольких заказах, в том числе…

– Земля купила это оружие и обстреливает нас. Вас, меня, наших детей и внуков.

Двери бесшумно закрылись, вагон начал ускоряться. Вагоны «трубы» двигались в вакууме, на подушке магнитного поля, как снаряд гауссовой пушки. Но разгон брали плавно. Через двадцать минут они будут в Атерполе. Или раньше. Лили закрыла глаза, запрокинула голову к стенке вагона. Губы у нее сжались в тонкую линию, и она все крепче цеплялась за руку Дэвида. Наверное, не надо было позволять ей принимать таблетку, пока она не окажется в более тихом и надежном месте.

– Земля предоставила им данные для наведения по целям, – сказала женщина на экране, направив указующую длань в седого мужчину. – Да, преступные элементы в их военных силах, но нельзя пренебрегать ролью официальной, санкционированной…

– Официальной, санкционированной ролью армии? Вас послушать, на Земле идет гражданская война. Я такого не замечаю. Ничего подобного. Я вижу, что самому существованию Марса постоянно угрожают, а правительство пальцем не шевельнет.