– И правильно, – добавил Неплюев уже без улыбки. – Позвольте совет на правах более старшего и искушённого: держитесь от подобных особ подале. Знакомства с оными чреваты многими печалями. К тому же красавица сия горда безмерно и прочих разных за людей не считает.

Видя, что Филипп окончательно смешался, Неплюев вновь взял лёгкий тон:

– Покуда не надумали, кого пригласить, идёмте, я вас представлю моей сестре, Марфе Ивановне, девице во всех смыслах достойной.

И Филипп был представлен стайке барышень, оживлённо щебетавшей неподалёку.

Постепенно напряжение спало окончательно, он стал двигаться и чувствовать себя почти свободно.

Во время полонеза внимание Филиппа привлёк молодой человек по виду чуть старше его самого. Они несколько раз сходились и расходились, оказывались в соседних парах. Отчего-то, раз встретившись с ним глазами, Филипп вновь и вновь смотрел на незнакомца, словно взгляд притягивало сильным магнитом.

Станцевав ещё несколько танцев, Филипп решил сделать перерыв. По соседству с бальной располагалась игровая зала, где стояло несколько шахматных и карточных столов.

Он окинул комнату взглядом – за дальним столом заметил отца и ещё несколько господ с картами в руках.

– Не желаете сразиться? – послышалось сзади.

Не вполне уверенный, что предложение относится к нему, Филипп обернулся. За спиной стоял тот самый молодой человек, с которым они переглядывались в полонезе.

Больше поблизости никого не было.

– Вы мне, сударь? – на всякий случай уточнил Филипп.

– Ежели позволите, хотел бы предложить баталю25 шахматную. Разрешите отрекомендоваться: граф Владимир Васильевич Вяземский. – Он поклонился.

– Рад знакомству. – Филипп представился, они обменялись рукопожатием.

Новый знакомец был гренадерского роста и сказочно хорош собой. Густые светло-русые волосы, явно свои, а не приобретённые в цирюльне, лежали крупными локонами. Голубые глаза в обрамлении темных ресниц, прямой римский нос и губы, словно нарисованные тонкой кистью. Когда граф улыбнулся, сверкнули ровные, очень белые зубы. Улыбка таила бездну обаяния, делая живым картинно-красивое лицо.

Филипп невольно улыбнулся в ответ.

– Так как насчёт шахмат? – переспросил граф.

– С удовольствием. – Филиппу он понравился. – Только, боюсь, я не слишком искусный игрок.

Сели за шахматный столик. Тот был чудо как хорош – на малахитовой столешнице располагалось игровое поле, белые клетки на котором были сделаны из перламутра, а чёрные – из агата. Фигуры также являли собой произведения ювелирного искусства: сработанные из чёрного дерева и слоновой кости, тонко вырезанные статуэтки в доспехах, с оружием. Играть ими казалось кощунством. Ими до́лжно было любоваться.

– Я, признаться, тоже невеликий мастер, – усмехнулся граф, – просто захотелось подержать в руках этакое диво!

Он взял белую пешку, аккуратно, словно драгоценную диковину, завертел в пальцах.

– Надо же! У них есть выражения лиц! Должно быть, я не наигрался в солдатики.

Они углубились в игру. На некоторое время воцарилась сосредоточенная тишина. Но, похоже, долго молчать граф не умел.

– Отчего-то мне показалось, что вы здесь такой же случайный гость, как и ваш покорный слуга. Я неправ?

Филипп пожал плечами.

– Не скажу, что вовсе случайный, но то, что я впервые на подобном собрании, – это точно. Отец мой – человек светский, но сам я лишь несколько дней, как прибыл в Петербург после долгой отлучки. А вы почему «случайный гость»?

– Я третий день в Петербурге. Приехал из Смоленска. Батюшка мой недавно получил в наследство небольшое имение где-то неподалёку. А заодно задался целью устроить мою будущность. Сам он служит в Смоленске и отлучиться надолго не может, потому снабдил меня ворохом рекомендательных писем и выставил вон. Я нанёс вчера визит одному из адресатов сих рекомендаций, князю Барятинскому. Не думал, что меня дальше передней пустят. – Он усмехнулся без малейшего раздражения. – В столицах, до́лжно, климат вредный – пагубнейшим манером влияет на память. Но князь оказался памяти отменной – отца вспомнил. Принял благосклонно и даже пригласил сопровождать его на сие увеселение, чем я и воспользовался без стеснений. Когда ещё удастся побывать в раю? Разве после кончины, и то сумнительно.