– Спасибо.

Аманда чмокнула мужа в щеку и встала налить себе еще чашку кофе. Она понимала, что Филипп прав. Такая роскошная яхта, как «Леди Удача», могла существенно скрасить приближающуюся поездку. Подогревая кофе, Аманда взглянула на время. Через полчаса ей необходимо быть в суде. А вечером она, возможно, отправится за покупками.

Она снова уселась за кухонный стол, а Филипп внимательно читал информацию о яхте. Он прервался и, взглянув на жену, спросил:

– Так что, принимать приглашение?

– А у меня есть выбор?

– Если честно, нет, – без обиняков констатировал Филипп. Он никогда ей не лгал, а она знала, что должна ежегодно участвовать в летних поездках с его родней. Их отказ стал бы для Оливии катастрофой. Она старалась им угодить, и дети это ценили. Мать восполняла упущенное время и упущенные годы.

– Ну, тогда принимай, – произнесла Аманда уныло. Филипп кликнул на «Ответить» и написал короткое письмо о том, что они согласны участвовать в круизе. Потом кликнул «Отправить» и улыбнулся, взглянув на Аманду, уже стоявшую с сумкой и кейсом в руках:

– Готово, увидимся вечером.

– Спасибо, – сказала она и вышла за дверь.

Она не поцеловала его на прощание. Она никогда этого не делала. Филипп вернулся к информации об арендованной матерью яхте, думая о жене. Странно, но она всегда казалась ему недосягаемой. Из-за этого он постоянно, на протяжении девятнадцати лет, стремился завоевать ее сердце. Это была недоступная Снежная королева, которую он будет всегда любить и которой никогда полностью не сможет обладать. Он понимал, что это извращение, но в этом было что-то притягательное. Невозможность обладания предметом любви причиняла боль, но была ему знакома. Он всю жизнь испытывал это чувство, с самого своего детства.

Когда пришло сообщение, сестра Филиппа Лиз сидела сгорбившись за компьютером, уставившись в пустой экран. Голосовое сообщение о письме буквально заставило ее вздрогнуть. Увидев адресата, она предугадала содержание. Уже на протяжении нескольких дней она со страхом ждала подобного письма. Она терпеть не могла эти ежегодные приглашения и тем более ненавидела поездки, приуроченные ко дню рождения ее матери. Она была там лишней или по крайней мере таковой себя чувствовала. В свои сорок четыре года, как и всю жизнь, она считала себя самой неудачливой в семье.

Лиз, прикрыв глаза, глядела на экран, пытаясь написать рассказ. Она мечтала писать с детских лет. В двадцать с небольшим опубликовала несколько рассказов, а затем написала роман. Через подругу она нашла агента, но никто из издателей не захотел этот роман печатать. Они говорили, что он недостаточно коммерческий, герои ущербные, а сюжет слабый. Ее агент уговаривал ее попробовать снова – не у каждого получается с первого раза. Второй роман оказался еще хуже. Агент трижды уговаривал ее переписать его и всё равно не смог продать. Лиз вернулась к рассказам и стихам, которые были напечатаны в литературном журнале. А потом вышла замуж, воспитывала детей и пыталась как-то держаться на плаву. Она была эмоционально истощена, чтобы писать, и не испытывала уверенности, необходимой для этой деятельности.

К писательству она вернулась несколько лет спустя, но за последние три года не создала ничего. Она была в полном ступоре. Пыталась писать, но не могла ничего закончить. Наконец, когда ее дочери уехали из дома, она сказала себе: «Теперь или никогда». На протяжении нескольких месяцев она старательно пыталась писать, а последние несколько недель заставляла себя ежедневно садиться за компьютер. Но ничего не получалось. Она просто сидела и плакала. Лиз была эмоционально и умственно заторможена и, что хуже, оказалась единственной в семье, кто абсолютно ничего в жизни не добился. Публикация немногих рассказов, которых никто не читал, была не в счет, и не имело значения, что ее агент отмечал в ней талант. Это было десять – двадцать лет назад. Теперь, в сорок четыре, у нее не было достижений, побед, карьеры, закончилось время, когда она растила детей.