— Конечно, помнишь, — усмехается уголками губ. — Когда он отсидел срок и вышел, вот тогда все началось. Сначала просто нападения на невинных людей, воровство. Потом это превратилось в нечто большее... Торговля девушками, например.

Резко встаю с места и внимательно слежу за эмоциями Захарова. Напрягаюсь. Торговля людьми... Матвей? Ну конечно! Это ведь не должно меня удивлять, верно? Он же и Машу продавал, а потом меня... Боже... Родных сестер! Не хочу представлять, что он делал с чужими...

— Удивляешься? Не веришь? — швырнув в сторону недокуренную сигарету, достает из кармана новую пачку. — Таких девчонок, как ты, Мира, твой братишка продавал. Но перед этим он их... — жестко чеканит сквозь зубы. — Я нашел всю их компашку, но твой брат ускользнул. Будто сквозь землю провалился. Его не было нигде. Доказательства, которые я нарыл против него, чудным образом исчезали. Каждый раз. Снова мой промах. Мой косяк. За его спиной стоял... — сжимая плотно челюсти, бьет кулаком в стену. — Кто-то стоит. Тот, кто сообщил ему о местонахождении моих... — Тимур затрудняется говорить. — Адрес этого дома. В тот проклятый день у меня в голове было только одно: достать падлу из-под земли и прикончить. Потому что на его руках была кровь невинных девчонок... Но в итоге получилось так, что сам получил звонок...

Встает с лестницы, приближается ко мне. Смотрю в синие глаза в упор, не свожу с них взгляда. Даже с места не дергаюсь. Я его не боюсь...

— За считанные минуты... Даже не понял, как оказался в этом доме. Марина лежала там, — указывает в сторону гостиной. — Вся в крови. Мертвая.

Захаров очередной раз плотно сжимает челюсти, упирается рукой в стену рядом с моей головой. Смотрит с такой ненавистью, будто перед ним не я стою, а Матвей. Будто это я убила его жену. Нервно сглатываю, но все равно смотрю в глаза, полные ярости и гнева, где раньше я видела свое отражение. Сейчас там темно. Ночное небо без звезд. Или бездна.

— Подумал, что дочь похитили. Ее не было ни в гостиной, ни в комнате, ни в кровати. Нигде, — проговаривает сквозь зубы. По его лицу ходят желваки. — Я бы отдал все на свете ради нее. Ради того, чтобы ее не трогали. Но умом понимал, что в живых не оставят. Будто кто-то меня специально отправил в ванную, — голос становится сдавленным. — Она лежала в ванне, заполненной водой, Мира. Двухмесячный младенец. Ты понимаешь? — рычит мне в лицо. — Понимаешь, черт тебя возьми?

Еле сглатываю стоявший поперек горла ком. Слезы застревают там же. По позвоночнику пробегает холод, как только представляю перед собой ту картину.

Я понимаю твою боль, Тимур. Но при чем тут я? Не враг я тебе, Захаров. Не враг. Но твои глаза уже ничего не видят. Сердце превратилось в лед. И если тебя это хоть как-то успокаивает... Если тебе становится лучше оттого, что ты срываешься на мне... Пусть будет по-твоему.

— Мне очень жаль, Тимур. Но... — упираюсь ладонями в его грудь, пытаюсь хоть немного отодвинуть его подальше от себя, но мужчина не реагирует. Наоборот. Плотнее вжимается в мое тело своим. — Отойди...

— Ничего уже не вернешь, Мирослава. Ни Марину, ни мою дочь. Но ты поможешь...

— По... Помогу? — перебиваю, горько усмехаясь. — Ты меня столько времени держишь в своем доме, чтобы я тебе «помогла»? Да ты сумасшедший! Рассказал бы мне все это тогда, я, возможно... — прикусываю язык, опуская взгляд.

Нечего мне ему сказать. Его глаза застелила пелена мести. Он никогда в жизни мне не поверит. Думает, Матвей любит нас? Бережет? Да хрена с два! Ему срать на нас, на нашу судьбу! Он только о себе думает и о деньгах. О выгоде. Нет, Захаров никогда не поверит. Я уверена.