Когда мы встретились, он жестом показал, чтобы я шла за ним, открыл калитку. Я замерла на месте, поняв, что это – вовсе не шутка. Надо же, такое совпадение, живём почти что рядом.

– Эла! – обернулся он.

– Охи, нет! – шепотом сказала я и, резко развернувшись, пошла, нет, почти побежала, в сторону своего отеля. Мне казалась, что на меня смотрят из открытых окон домов, из ещё работающей таверны. В номере я вздохнула с облегчением – не наделала глупостей, какая молодец. Сходила в душ, перед зеркалом полюбовалась своим золотистым загаром, обновила его миндальным молочком и с облегчением забралась в кровать.

На следующий день я уехала загорать в укромную бухточку Комари, где обычно бывают только местные. Собраться с мыслями не получалось. Я пыталась читать, но никак не могла найти удобную для этого позу: то солнце слепило глаза, то затекала шея, то ломило локти. В конце концов, я прикрыла лицо косынкой и осталась лежать на спине.

– Ирини!

Я невольно вздрогнула и приподнялась на голос. Но звали не меня. Встретились две подружки, защебетали на греческом, активно жестикулируя руками. Я опять закрылась от солнца, заметив, однако, что девушки с любопытством посмотрели в мою сторону.

Минут через пятнадцать я не выдержала, пошла к морю. Ещё никогда вода не была такой тёплой, такой нежной. Она скользило по мне легко, как шёлк, подталкивала всё дальше и дальше. Я плыла и не могла остановиться, пока не испугалась этому неудержимому стремлению к горизонту.

В небе появился нечёткий птичий треугольник. Перевернувшись на спину, я наблюдала, как одна из птиц выбилась из общей линии, пыталась исправить положение, но потом оставила эти попытки и полетела в противоположную сторону. Одна.

Моё настроение резко изменилась. У берега я вдруг заметила, как мужчины и женщины возятся и играют со своими детьми, как они ведут какие-то беседы, ссорятся, смеются, кому-то звонят, кому-то отвечают на звонки. Одиночество, в котором я всегда находила утешение, вдруг придавило меня невидимым грузом.

Я вернулась под пляжный зонтик и почувствовала себя более защищённой. Казалось бы, совсем маленькое личное пространство, однако я уже не раз убеждалась, что без крыши над головой ощущаешь себя улиткой, лишённой домика. Достала телефон, проверила звонки и сообщения. Ничего. Хотела было снова взять книгу, но вдруг услышала на греческом:

– Тебя тоже зовут Ирини?

Рядом стояла та самая девушка, которую окликнула подружка. Теперь она снова была одна.

– Да, – улыбнулась я и сняла очки.

Потом, как всегда последовал каскад вопросов: откуда? почему учишь греческий? Нравится ли остров?

Наконец и мне удалось вклиниться тоже:

– А ты здесь живёшь?

– Да, родилась тут. И бабушки, прабабушки, все – Ирини.

– Наверное, гордятся, что живут на острове своего имени?

– Не думаю! – Ирини засмеялась, тряхнула копной тёмных кудрявых волос. – Привыкли, не считают это чем-то особенным. А некоторые и не знают, кто такая святая Ирини. Для нас остров как был, так и остался Тирой. Как Стамбул Константинополем.

– А у тебя красивые волосы, – с лёгкой завистью в голосе сказала я. – Здесь уже редко можно увидеть такие – только на древних фресках… Многие почему-то их осветляют, выпрямляют.

– Ах! – Ирини изобразила протестующий жест. – Я уже замучилась с такой причёской! Вот тебе как хорошо, никаких проблем, да?

– Это точно. Помыла, на ветру высушила и – вперёд!

– Ой! А я знаю, где ты живёшь! – Ирина присела на корточки и заглянула мне в глаза. – Я вспомнила, что видела, как ты выходила из отеля.

– Так ты тоже в Фире живёшь? Да, тут никуда не от кого не скроешься, все всё про всех знают, – я опять надела очки.