Трудно согласиться с мнением М. Н. Малеиной в части права на неприкосновенность личной свободы. Правомочие «определять свое поведение» представляет собой не что иное, как правомочие «на свободное совершение поступков в соответствии со своим сознанием и волей», о неприемлемости конструирования которого уже говорилось. Если же рассматривать оставшиеся правомочия в рамках права на неприкосновенность личной свободы (определять место жительства, пребывания, нахождения, способ и время перемещения и передвижения), то они полностью охватываются правом на свободу передвижения, которое традиционно признается в качестве самостоятельного права[164].

Как и другие личные неимущественные права, право на неприкосновенность жилища конструируется в литературе как негативно, так и позитивно.

По мнению М. Н. Малеиной, определяющей это право позитивно, право на неприкосновенность жилища включает в себя правомочие определять режим в своем жилище, правила приема и поведения гостей и правомочие по принятию мер, ограничивающих проникновение в жилище. Последнее правомочие реализуется путем заключения договоров об охране домовладения, проведения сигнализации, установки второй двери и др., а также путем принятия мер самозащиты[165]. Однако установлению неких правил поведения в жилище невозможно каким-либо образом помешать, поэтому указанная возможность не может являться субъективным правом или правомочием в рамках субъективного права. Правомочие по принятию мер, ограничивающих проникновение в жилище, в трактовке М. Н. Малеиной представляет собой не что иное, как возможность вступать в соответствующие договоры, что охватывается понятием правоспособности, а не субъективного права.

По мнению Л. О. Красавчиковой, также определяющей это право позитивно, право на неприкосновенность жилища – это личное неимущественное право гражданина на свободу определения своего поведения в индивидуальной жизнедеятельности по своему усмотрению, исключающую какое-либо вмешательство в его личную жизнь со стороны других лиц, кроме случаев, прямо предусмотренных законом[166]. Однако аналогичным образом Л. О. Красавчикова определяет и право на личную свободу[167], поэтому непонятно, как автор разграничивает данные права.

В связи с этим правильнее говорить о том, что соответствующую возможность можно определить лишь негативно, как возможность управомоченного лица требовать устранения любых обстоятельств, нарушающих неприкосновенность его жилища, кроме случаев, предусмотренных законом[168]. Это обусловлено тем, что управомоченное лицо и в данном случае не может совершать какие-либо действия в отношении такого блага, как неприкосновенность жилища. Именно поэтому исключена как возможность существования личного неимущественного отношения по поводу неприкосновенности жилища, так и возможность существования личного неимущественного права на неприкосновенность жилища.

Мнения о праве на неприкосновенность средств личного общения в литературе разделились. Так, Л. О. Красавчикова определяет содержание права на неприкосновенность средств личного общения лишь негативно: никто не может знакомиться с личными письмами и другими средствами общения без согласия гражданина, кроме случаев, установленных законом[169].

По мнению М. Н. Малеиной, неприкосновенность переговоров и сообщений личного характера имеет позитивный характер и означает автономное решение управомоченным вопросов об их содержании и судьбе[170]. Содержание права на неприкосновенность телеграфных и иных сообщений включает правомочие гражданина требовать запрета искажения текста со стороны субъекта, предоставляющего телеграфные услуги, а также правомочие требовать возврата незаконно удерживаемых, изъятых текстов сообщений от любых лиц. Содержание права на неприкосновенность телефонных переговоров состоит из правомочия требовать запрета вмешательства в разговор путем комментариев, добавлений, специально создаваемых шумов, искажающих или заглушающих разговор, или путем досрочного прекращения разговора перерывом связи со стороны субъекта, обеспечивающего телефонные услуги