Многие из них по традиции видели национальную идею в великой вечной кастильской Испании, где они должны, не занимаясь политикой, блюсти порядок, отторгая все неиспанское (под которым они понимали сепаратизм, социализм, масонство, коммунизм и анархизм). Военные были убеждены, что присяга, которую они давали как офицеры («хранить независимость страны и защищать ее от всех врагов, внешних и внутренних»^>9), выше клятвы на верность республике. Средний испанский офицер был не очень доволен жизнью, часто испытывал раздражение и придерживался правых взглядов. В этом плане он не отличался от всех прочих офицеров в других странах в мирное время. В Испании, как и повсюду, молодой офицер, пока еще получавший финансовую помощь от семьи, в целом был счастлив, особенно в то время, когда его стройная фигура, облаченная в блестящий мундир, кружила головы девушкам на выданье из соседских семей. Затем следовал краткий период обручения, производство в капитаны, брак. Росли расходы, поскольку реноме требовалось поддерживать, а жалованье оставалось низким. Военное рвение молодости испарялось. Светский лев бальных залов превращался в обыкновенного помятого жизнью служаку государства. Его жена мучилась и старела из-за постоянного безденежья и завистливо указывала мужу на некогда презираемых им штатских современников. Такой образ жизни характерен для массы офицеров во всех странах. В Испании хоть был какой-то выход. Офицер мог принять участие в перевороте, который в случае успеха вознес бы его куда выше друзей из числа либералов и коммерсантов.

В силу всех этих причин заговор, во главе которого стоял монархист генерал Оргас, имел серьезные шансы на успех. Секретная организация, целью которой было создание «революционной ситуации в армии», UME (Военный союз Испании), решительно взялась за дело. Летом 1932 года Каталонский статут вызвал бурю эмоций среди офицеров. Дело было не только в том, что фактическое создание Каталонского государства угрожало целостности Испании, которую офицеры поклялись защищать. Каталонское самоуправление, похоже, открыто уязвляло армию, стараниями которой в Барселоне с 1917-го по 1923 год действовали законы военного времени.

Разве не к каталонским националистам генерал Примо де Ривера отнесся куда жестче, чем к многим другим своим критикам?

В то же самое время составлялись и иные планы, направленные против республики. То и дело спорадически проводились встречи, начало которым было положено на Калье-Алькала в мае 1931 года. Число их участников ширилось. В конце 1931 года король Альфонс, находящийся в изгнании, отказался от былого осуждения своих мятежных сторонников. За сим последовал судебный процесс над ним и приговор к пожизненному заключению in absentia^>10. Наконец был подписан пакт между его партией ортодоксальных монархистов «Обновление Испании» и сторонниками дальнего родственника короля дона Хайме, карлистского претендента на престол. Ортодоксальные монархисты испытывали предубеждение, обоснованное с точки зрения Конституции, к переговорам с карлистами, которые ныне взяли себе более респектабельное имя традиционалистов. Так или иначе, эти две группы формально согласились сотрудничать. Их альянс получил название TYRE («Традиционалисты обновленной Испании»). Тем не менее, когда вскоре после этого дон Хайме скончался, его наследник, пожилой дядя дон Альфонсо Карлос (во Второй карлистской войне он командовал дивизией), денонсировал это соглашение, и к тому же сами карлисты разделились. Неукротимые сторонники дона Альфонсо Карлоса попытались возродить память об их прежнем сильном «сообществе» – они не хотели считать себя обыкновенной политической партией. Можно было предполагать, что, как и в XIX столетии, самую весомую поддержку они получат в Наварре. Хотя в этой провинции и во многих деревнях пользовались баскским языком, политические события прошлого и сегодняшнее экономическое развитие побуждали Наварру следовать не столько за баскскими националистами, сколько за карлистами. Ибо наваррцы представляли собой сплоченную группу сельских хозяев, обитавших у подножия Пиренеев. Причина, по которой они в массе своей выступали против Баскского статута, была проста – в Наварре не было ни бизнесменов, ни буржуазии, которым хотелось бы вести западный образ жизни и свободно заниматься коммерцией. Наваррцы были ревностными католиками, и их священники не собирались модернизировать или гуманизировать христианские доктрины. Путешествие в Наварру в полной мере возвращало в Средневековье. Нет необходимости говорить, что антиклерикальные реформы республики вызвали в Наварре резкое неприятие и сами по себе пробудили к жизни старый дух этих пиренейских долин – к середине 1932 года практически не было ни одного крупного города, где не существовало бы отделений карлистского движения. Обычно ими руководили аристократы, не гнушающиеся насилием.