Глава 3
На моих глазах «заполировали» на тюрягу молодого таджика; он моложе меня, но у него двое детей. Он избил и ограбил несовершеннолетнюю девчонку. А может не он.
– Образование, – промямлил судья.
– Доктор.
– Что?! Повторите?
– Он доктор, доктор медицины, – пояснила переводчик.
Странно, что доктор (он же врач) совершает подобное преступление. Я для себя решил, что молодой таджик невиновен, а все присутствующие представители системы – сволочи.
– В гражданском производстве трут-мнут, а мы осуществляем правосудие, так-то ёпрст!.. – сказал судья в перерыве, облокотившись на край стола. У меня возникло ощущение дежавю.
Через час я пил чай в компании молодых помощников судей. Чай «Ак Бар». Наша жизнь намного карикатурнее, чем наше даже самое сатирическое представление о ней.
Четыре дня спустя я спал на рабочем месте, слюни текли по рукаву и капали на стол. Спали все работники кабинета, предварительно выключив свет. «Я – Оскар Шелл – внук бабушки», – промямлил я, когда меня разбудили. «А что это у тебя играет?» – спросил я у помощницы, имея в виду музыку, доносящуюся их колонок компьютера. «А это Надежда. Она раньше была ну просто сверхпопулярна». «О, можно мне скинуть на флэшку?»
Каждый сотрудник считал своим долгом напугать меня перспективой огромного количества предстоящей работы. Все говорили об этом сидя передо мной, закинув ногу на ногу и попивая кофе или чай. Я по-прежнему ничего не знал и не умел; интересно, как скоро начальство выяснит, что я неспособен к обучению и выгонит меня в шею.
Вызвали в отдел кадров (Наденька Юсуфовна).
– Пока одиннадцать. После присвоения классного чина – двенадцать. После присвоения следующего классного чина – тринадцать. Кажется, всё. Имеешь право на отпуск. За выслугу лет – плюс один день отпуска за каждый год службы; но не более сорока одного, – это через десять лет.
У меня встал комок в горле (скоро он станет моим постоянным спутником, появляясь и по другим поводам). Глаза наполнились слезами, – пришлось несколько раз глубоко вдохнуть. Какие ещё десять лет – подумал я, – не знаю, что будет в следующие пятнадцать минут. Не хочу я здесь десять лет… не хочу я тринадцать, не хочу сорок один… какого дьявола! У меня не было иного источника доходов кроме этой треклятой работы, родители мне ничем помочь не могли, кроме крыши над головой и еды. Потребности молодого организма и пытливого ума требовали изрядных расходов; не найдя удовлетворения этих самых потребностей, организм впадал в депрессию и требовал лекарства от безысходности, – алкоголя и никотина, может иногда лёгких наркотиков. Мне давно пора было сесть на антидепрессанты, но всё не досуг сходить к врачу.
– Спасибо, мне ещё где-то надо расписаться? Нет. Тогда я пойду. До свидания.
Наверное, стоит рассказать читателю немного о себе, я же главный персонаж… своих заметок. Следующую главу посвящу исключительно своей персоне.
Глава 4
Зачем мы общаемся с людьми, которые нам не нравятся? А потом ещё рассказываем о неприятном опыте общения людям, которые нам тоже не нравятся. И так из года в год.
Я. У меня нет пистолета. У меня нет счёта в банке. Мне, как и всем потомственным беднякам, не свойственно откладывать деньги про запас; если у меня есть немного денег, то уже нет желания работать. Естественно, так ничего не заработать и не купить. Для бедняков в России существуют кредиты. Собственно, на бедняков все эти кредиты и рассчитаны, все эти 24% годовых, 36% годовых, 59% годовых… Помимо бедняков, этими банковскими услугами пользуются ещё дураки.
Я. Я? Есть ли я? Вечером я такой? Утром меня всё равно что нет? Я не могу привыкнуть невысыпаться. «Трез Диаз», «2012», «4:44», «Меланхолия», «Утро Поля»… Если бы у меня был пистолет, – я бы с шестидесятипроцентной вероятностью покончил с собой утром – перед осознанием необходимости идти на работу. Я не чувствую течения времени. Для меня всё одновременно удивительно и очевидно. У меня пока нет пистолета. Пистолет буден приобретёт для моего сердца. Я записываю эти строки отчаянно пьяным, поэтому, можете не сомневаться в моей искренности. Я как Хэм, я как Томпсон, я как я, как я, как я.