Ло родилась в пиларусской деревне Козюлькино, получившей своё название от привычки жителей время от времени вытаскивать из своих носов небольшие, мешающие дышать козюльки. Деревня укрылась за холмами, словно радуясь тому, что никто не видит кошмарных манер её обитателей. Между холмами бежала узкая дорога, устремлённая к районному центру. По ней ходила старая телега, прицепленная к упряжке облезлого мерина. Летом на телеге привозили хлеб, спички, мыло и табак, а зимой мерин скользил и спотыкался, поэтому товары доставлял грузовик, правда, очень редко.

Раз в год отец Ло, всегда пьяный деревенский ветеринар, брал телегу и отправлялся в районный центр за лекарствами для животных. Он громко матерился, понуждая мерина сдвинуться с места, но тот, давно привыкший к грубому обращению, невозмутимо щипал траву на обочине дороги и шёл вперёд только тогда, когда надо было передвинуться к новому корму. Стоило приложить немало усилий, чтобы упрямец тронулся в путь.

Однажды вместе с отцом на телеге приехала молодая красивая женщина, про которую уважительно говорили, что «девка выбилась в люди, тепереча больных в городе лечит», а с ней чистенькая девочка лет восьми, напоминавшая розовую пластмассовую куклу, разодетую как принцесса. Увидев незнакомку, Ло замерла. Внешность девочки лучше любого учебника помогла ей осознать, что мир не ограничивается рамками деревни.

Красненькое платьице в горошек, голубой бантик в волосах, беленькие туфельки, запах, исходивший от девочки, перевернули все представления о жизни. До приезда городской казалось нормальным, что от людей пахнет так же, как от животных, – навозом, сеном, молоком. Да и как иначе, если пьяный отец даже спит рядом с коровами, когда обозлённая мать прогоняет его из дома! А чем может пахнуть от Ло, если она часами пропадает на скотном дворе, помогая отцу ставить уколы свиньям? Только грязью. Но тут было что-то необычное! Девочка благоухала новыми разноцветными карандашами, чистыми белыми тетрадями, крахмалом, утренней свежестью, и всё это смешивалось с ароматом шоколадных конфет. Обёртки от таких конфет, привозимых отцом из районного центра, Ло бережно складывала в коробку из-под медицинских препаратов, а потом любовалась ими. У неё закружилась голова от зависти.

Девочка уехала, а в сердце десятилетней Ло поселилась тревога. Ей стало страшно, что она никогда больше не увидит это чудо, не почувствует этот волшебный аромат, говорящий о существовании где-то иной, прекрасной жизни. Ло взглянула на свою юбку, сшитую из материнского платья, на стоптанные ботинки, доставшиеся от соседского мальчишки, и почувствовала себя обиженной. Больше всего на свете ей захотелось избавиться от въевшегося в кожу запаха скотного двора, чтобы пахнуть так же, как городская девочка.

Мечта о шоколаде, о его аромате сделалась частью внутренней жизни Ло, будоража воображение смутными картинами счастья. Она весь год приставала к отцу с просьбами взять её с собой в очередную поездку. Отец согласился, зато мать рассердилась, закричав: «Незачем потакать детской блажи!» Однако Ло канючила, пускала сопли, пытаясь заплакать, и не отставала. Видя настойчивость дочери, мать сдалась. Летом она вынула из комода платье, купленное на вырост, достала из-под кровати туфли, приготовленные к школе, и кинула всё со словами: «Катись, куда хочешь!»

В восторге от наряда, Ло уселась позади отца на солому, разбросанную по дну телеги, и отправилась в первое в своей жизни путешествие. Ей было одиннадцать лет. Новый мир бежал навстречу со скоростью грязного мерина, на удивление быстро дотащившего телегу до районного центра, улицы, переулки и тротуары которого поразили девочку отсутствием грязи на них. А воздух! Он был пропитан ощущением радости. Ло показалось, что она попала на праздник, о котором прежде лишь догадывалась. Жители городка изумили её. С ясными лицами, разодетые в красивые одежды, женщины с накрашенными губами, а мужчины с аккуратными стрижками, все они как-то странно разговаривали, без привычных для неё выражений, вроде «Чушка, куда прёшь?», и это было чудно. Ло вертелась из стороны в сторону, не замечая любопытных взглядов, которые бросали на них прохожие.