Не знаю, с кем он разговаривал, или кто разговаривал с ним, но в какой-то момент, он вонзил пальцы в собственные глаза и вытащил наружу два белых «шара». Кровь хлынула из пустых глазниц и растеклась по его щекам. Словно самнамбула, он не глядя, прошел еще пару шагов, а после, повалился на пол и уже не вставал. Его «друзья» прекратили свое наступление, и уставились на меня.

– Кажется, ты загнан в угол, Эли. Что теперь будешь делать?

Они говорили все разом, хотя голос звучал одинаково. Если они решат нападать одновременно, я не смогу отбиться. Пока я думал над тем, что делать дальше, и как лучше использовать оставшиеся патроны, фабрикант передо мной, бросил оружие. С секунду он молча стоял, а затем протаранил себе грудь и вырвал сердце. Я слышал, как трещали ребра, когда он пробирался через ткани, рвал мышцы, чтобы достать этот пульсирующий шар наружу и смять его, как кусок бумаги. Кровь окропила стены, повалила на пол, плеснула мне на лицо. Я чувствовал ее вкус на губах; ощущал ее тягучесть во рту, тепло на коже. Грохот падающих тел, заставил меня бежать сломя голову к лестнице, будто мертвые еще могли подняться и остановить меня. На других этажах меня ждала похожая картина. Кто-то лежал с вырванными глазами, у кого-то отсутствовали руки или ноги, а кого-то заморозили заживо и он стоял ледяной фигурой посреди коридора. Теперь понятно, что это было за шипение в рации. Аппарат для шоковой заморозки мгновенно превращает тело в ледяную глыбу. Раствор проникает через кожу и останавливает все процессы в организме. Надеется, что эти люди живы, глупо.

Из погрузочной доносились звуки стрельбы. Я попал под перекрестный огонь, как только сошел с лестницы. Снаряды неслись отовсюду, и в те недолгие минуты, когда мне удавалось засесть за одним из ящиков, чтобы перезарядить обойму, я искал глазами Смита. Его прижал один из рабочих; схватил за горло и приподнял над землей. Джон пытался вырваться; стрелял громиле в голову, бил ногами, но хватка не ослабевала. Я кинулся к нему, и спустил весь тот запас пуль, что у меня остался. Здоровяк пошатнулся, разжал ладонь и бросил Смита на землю. Пока он пытался совладать с головокружением и избавиться от парочки пуль, я оттащил Джона, как можно дальше и попытался нащупать пульс. Руки тряслись, и я не понимал, бьется ли это сердце под кожей или все дело в моих дрожащих пальцах. Я попытался привести Джона в чувство, но лишь наставил ему новых синяков. К этому времени, громила содрал с себя приличный слой кожи и двинулся к нам. Я не мог заставить себя пошевелиться. Тело отказывалось подчиняться. Я мог лишь надеяться, что в нужный момент, смогу подцепить нож, лежащей в заднем кармане, и всадить его фабриканту в горло. Очевидно, его способна остановить лишь смерть. Так я думал, пока он не замер в паре от меня. Молча он навис сверху, натянув на лицо широкую улыбку. Кожа его вся пропиталась кровью и теперь блестела в свете прожекторов. Эта напомнило мне о Синхе, лежащем на грязном асфальте в луже собственной крови; о красном ящике, в котором я прятался от сестры. Она нарочно обходила комод стороной, будто не знала, что я сижу именно там, а потом резко открывала дверцы и отодвигала мамины платья, пока не натыкалась на меня.

Здоровяк все еще стоял надо мной, и мой пристальный взгляд лишь сильнее раззадорил его. Он провел кончиком пальца по моей щеке и едва ощутимо сжал.

– Кажется, я снова нашла тебя, Эли. Что теперь будешь делать?