– Братан, понимаешь… тоска одолела… – И нерешительно подсел напротив, на самый краешек сиденья.

Его внешний вид – крепкий торс, коротко стриженые волосы на лобастой голове, наколки на плечах – настораживал. Мелькнула догадка: «Наверное, бывший зек. Отсидел. Домой, бедолага, возвращается. Поговорить захотелось. Душу излить. Накипело, небось. Ишь, тоска одолела. Судя „по фактуре“, лет десять отбарабанил. Точно убивец. Какого чёрта я спать не лёг!»

Но нательный крест, на капроновой нитке, и глаза незнакомца… Говорят, что бывает у людей глаза светятся от счастья, а здесь, наоборот. Глаза отрешенно-усталые, мне почудилось, что вокруг них словно образовалась пустота, как бы невидимая воронка, втягивающая в себя свет. Или же это впечатление создавали едва заметные тени под глазами. Встретившись с ним взглядом, невозможно было отказать, я поспешно кивнул:

– Присаживайся, – я пожал плечами. – Не гнать же тебя. Ты уже и так сидишь.

– Братан, я знал, что не отворотишь. Вы, очкарики, почему-то часто похожи друг на друга – мягкие и нерешительные. Добрые… одним словом. Нет, нет! не спорь. Знаю, что говорю. Если я, не дай Бог, стану инвалидом, милостыню просить буду только у очкариков…

Говоря, он споро, по-хозяйски раскладывал на столике закуску. Я тоже полез за своим провиантом. Пить, правда, не хотелось. Но отказать этому парню с его доверчивым радушием, вовсе не похожим на дежурно-дорожное поведение попутчиков, я не мог.

– Давай, братан, по маленькой, за знакомство, – он поднял граненый стакан. – Куда путь держим?

– В Казань. – Я тоже взял стакан.

– А! К татарам? Вам там обрезание ещё не сделали? Не мусульманин часом? Им вроде пить нельзя. Хотя я повидал в Чечне разных. Некоторые и пьют, и анашу шмалят, и убийством не гнушаются… И все именем Аллаха. И не в бою, не в схватке на равных. Глумятся над женщинами, детьми, с пленными страшно расправляются. Несколько моих друзей посмертно стали «мусульманами». Только обрезание у них было нестандартное – ничего не оставили в том месте.

Я от неожиданности растерялся:

– Да нет, я русский, да и у нас не Чечня.

– Ну-ну. Я шучу. Знал я двоих татар, воевали вместе. Плохого ничего сказать не могу, смелые ребята. Одного духи окружили, уговаривали сдаться. Откуда только узнали, что татарин. Мол, ты мусульманин и мы мусульмане, иди к нам – вместе русских убивать будем. Долго уговаривали… И уговорили. Вышел он к ним, израненный весь, где только силы взялись. Они ему улыбаются, «Аллах Акбар!» кричат. Он им тоже «Акбар! Акбар!» – и рванул чеку гранаты… Пятерых с собой забрал. Правильный парень был. Давай, братан, за знакомство и за таких правильных ребят выпьем. – Он привстал из-за стола. – Сергей Гладышев, десантура. Нахожусь в отпуске. – И резко, одним глотком опорожнил налитое.

Сел. Тут же, не закусывая и не глядя на меня, вновь плеснул на донышко и выпил молча. Искоса глянул и, заметив немой вопрос, выдохнул:

– Ты пей, братан… бр-р-р… во гадость, а? Смерть не люблю теплую водку. Пей за знакомство, – сам так скривился, что меня всего передернуло. Я с опаской посмотрел на содержимое в стакане, а он смачно захрумкал огурцом.

– Да ты пей, пей… не отравленное. Один я выпил не от жадности, это за друга своего, Степана Пономаря… Он перед смертью… просил: если где придется употреблять горькую, вспомни… и пару раз опрокинь.

Я понимающе кивнул:

– Ну, значит, за знакомство. Василием меня зовут. – Я протянул ладошку, но Сергей не сделал встречного движения, не сказал обычной фразы: «Очень приятно». Будто вовсе забыл обо мне. Я выпил теплую, воистину горькую жидкость и захрустел соленым огурцом за ним вдогонку.