Наконец на пороге кабинета возник Григорий, провожавший своего пациента, довольно солидного по прикиду мужчину. Они вежливо попрощались, и Лебедев, сразу расслабившийся, махнул Александру:

– Заходи.

Они прошли в кабинет, Григорий щелкнул чайником:

– Давай свои круассанчики. Сначала чай, потом все остальное. Ты знаешь, иногда довольно интересная ситуация складывается. Попадаются такие клиенты, которые так живо и красочно описывают свои видения, что я невольно сам начинаю видеть их образы и уже вместо стандартных фраз «Что вы видите?» или «Что вы слышите?» начинаю задавать вполне конкретные вопросы: «Какой длины копья у солдат и какого цвета их одежда?» Что еще более способствует погружению пациента в созерцание видения, вплоть до мельчайших подробностей, что уж никак нельзя отнести подобное явление к сновидениям. Я бы и сам не прочь еще раз прогуляться в свое прошлое. Только где найти у нас опытного гипнолога? Здесь любители-дилетанты опасны, как, впрочем, и в любом другом деле.

Григорий достал две расписные фарфоровые кружки из шкафа.

– Одна из Парижа, другая из Монако. Из какой будешь?

– Давай Париж. После некоторого недавно услышанного описания я заочно полюбил этот город.

– Заочно! – расхохотался Лебедев. – Его не заочно любить надо. Там надо побывать, и в душе надолго поселится тоска по нему. Париж, а не Стамбул – город контрастов. Вот где раскрываешься полностью. И любовь к круассанам оттуда. Вот ведь как устроена человеческая память. Достаточно взять кружку из Монако, например, и я уже вижу гвардейцев в белых мундирах перед дворцом, старинные орудия у его стен и великолепный вид на море с дворцовой площади. А вот каким образом человек видит свою прошлую жизнь и видит иногда в мельчайших подробностях? Вот где загадка. Не так все просто в нашем измерении.

Григорий разлил кипяток по кружкам, бросил по пакетику чая.

– И ты кого угодно можешь «прогулять» в прошлую жизнь или даже в этой жизни вернуть пациента на несколько лет назад?

– Во-первых, не кого угодно, а только очень желающего. Во-вторых, не каждого. Есть такие, которые ждут, что из этого получится. Они все в ожидании, в напряжении, экспериментаторы своего рода. С такими ничего не получается.

– Да, любопытное занятие, – Александр задумчиво мешал сахар ложечкой в своей кружке, – не создавая и не способствуя созданию никаких материальных ценностей.

– Обычное заблуждение обывателя, – живо парировал Лебедев, – это вам так кажется. Фактически я ищу в прошлых жизнях и в истоках настоящей проблемы, которые мешают жить человеку в настоящем. Страх беременной школьницы, всяческие ухищрения в сокрытии своего живота напрямую ведут к различным страхам ее ребенка и к неосознанному его желанию постоянно быть в тени, не на виду, в настоящем. И эти страхи могут быть причиной заболеваний. Так называемая психосоматика.

– Это, конечно, интересно, но ты, похоже, опять сел на своего любимого конька. Давай лучше один сюжет посмотрим, коротенький, и ты, как специалист, дашь свое заключение, неофициальное, – Александр протянул флешку Лебедеву, – съемка тоже неофициальная, звука нет. Снимали через стекло, но это не важно. Необходимо определить, кто из двоих людей, участвующих в разговоре, говорит неправду. Тебе же это пара пустяков, а нам для подстраховки.

– Что ж, давай посмотрим твое кино. – Лебедев запустил ролик.

Он внимательно, без слов, отсмотрел сюжет, откинулся на спинку своего роскошного кожаного кресла и забарабанил пальцами по столу.

– Ты, может, не знал, но я еще и специалист по артикуляции и даже понял, о чем идет речь. А содержание речи говорит о том, что встречаются два брата и один из них чиновник. Тот, который поменьше и в пижаме. Вот он говорит живо, и все его поведение и мимика лица говорят о том, что то, о чем он говорит, его очень беспокоит. Говорит правдиво, и в то же время он ищет понимания и поддержки у второго, полноватого, высокого. Он весь в неподдельном ожидании. Все его поведение, его эти обнимания очень и очень правдивы. А вот второй, наоборот, ведет себя очень скованно, настороженно и – самое главное – недоверчиво. Слова словно выдавливает из себя, и лицо при этом выглядит так, будто он пересиливает себя. И вот объятие, которое там было, хорошо показывает, что он тяготится своего брата. Он только руки развел в стороны и так не обнял его. А лицо – это просто трагедия по Шекспиру. Да вообще, это и не специалисту хорошо видно.