– А какое им дело до тебя? Когда ты валялся и стонал в грязи, где был мир и его доброта и гуманность? Где был он, когда ты так нуждался в помощи, и не находил ее? Где был твой мир?

– Как и многое в жизни… иллюзия – произнес я, открывая глаза.

– Иллюзия? – выкрикнула торжествующе моя собеседница – а это что, по-твоему, тоже иллюзия?

На меня в упор смотрело дуло тонкого дамского пистолета, а рядом на земле валялась выпотрошенная сумочка.

– Ну, сволочь, ну! Проси, умоляй, давай же!

– Зачем? Если ты надумала стрелять, то это произойдет и так.

– Мразь, сейчас ты у меня за все заплатишь и поверь, что я не стану лить слезы, как лил их ты минуту назад, стоя надо мной с ножом в руках. Размазня – она презрительно скривила губы – даже на это у тебя не хватило духу. А вот у меня хватит и поверь, что рука у меня не дрогнет.

Раздался глухой щелчок, и мир накрыла пелена.

Точка воздействия. Координаты определены.

– Ну и наворотили – сокрушенно покивал головой, любуясь нашим групповым скульптурным ансамблем Борей – из огня да в полымя. Вот вечно с вами так, едва дашь вам шанс и тут же об этом жалеешь.

– Вы кто?

– Опять тоже самое – он мученически закатил глаза к небу – это когда нибудь закончится или нет?

– Да ладно, сейчас включим его в поток реального времени, и он сам вспомнит предыдущий виток. А то объяснять по десять раз одно и то же каждому встречному поперечному язык отвалиться, будь у тебя хоть ангельское терпение.

Клим шагнул ко мне, на ходу смахивая наземь замершую в воздухе пулю и отбирая у моей спутницы пистолет, прикоснулся к руке, и мое сознание расширилось на несколько хроноскачков, открывая все то, что было в предыдущих вариантах. Это не было наблюдением со стороны – я помногу раз переживал один и тот же вариант, и всякий раз он оканчивался еще хуже прежнего. Я молча сел на траву и обхватил голову руками.

– Ну и что же с ним делать? Мучаешься с ними, мучаешься, а толку?

– Толк есть… уже на двадцатом варианте он не убил ее… а она грохнула его раз десять.

– И я об этом, ну и куда такого брать? Да, есть в нем милосердие – но оно расплывчато, не знает границ и не умеет мгновенно превращаться в безжалостность к своим слабостям. В нем есть решительность, но, к сожалению, и она задействуется тогда, когда это совсем не к месту. Да, он искренен – ну не до непроходимой же тупости?

– У него остался последний шанс – на этом его лимит исчерпался.

– Хорошо. Сдвиг.

Россия, Миасс, июнь 2009 года

– Что самое тяжелое в нашей работе? – координатор скользнул взглядом по рядам пополнения и заложив руки за спину продолжил неторопливо прохаживаться вдоль шеренги.

Курсанты нервно бледнели, стараясь найти правильный ответ, ожидая, что кто-то ответит первым и едва заметно переминались с ноги на ногу. Наконец один, не в силах больше выдержать пытки ставшего мучительным молчания, шагнул вперед и четкими, рублеными фразами, стараясь по возможности не смотреть на грозную фигуру координатора, отчеканил:

– Самое трудное в работе оператора линий вероятности – активно действовать в зоне господствования противника при задаче полного непроявления, под массивным противодействием минусовых полей.

Координатор неоднозначно хмыкнул, сверля насмешливым взглядом смельчака.

– Почти верно стажер. Можешь стать в строй.

Он подождал пока счастливый от похвалы, находящийся на грани спасительного обморока стажер станет в строй и произнес:

– Ну что же, теоретическую часть вы знаете довольно неплохо. Похвально. Ваши наставники хорошо потрудились, стараясь вложить все, что необходимо будущему оперативнику-вероятнику. Однако слово без дела мертво, и даже самая изощренная теория без практики это ненужная и невостребованная информация. Именно информация. Знанием она станет намного позже, когда срастется с впитанным практическим опытом реальной работы.