Его старый клиент, Александр Афанасьевич Изминский, иногда заносил Фиме приличные вещи. Семья Изминского жила в огромной коммунальной квартире на втором этаже старинно го дома, когдато принадлежавшего его деду. На чугунных воротах дома сохранился вычурный герб Изминских с буквами «А.И.», а на побитых и грязных мраморных ступенях красовалась надпись на латыни – «Salve». Детей у Изминского было много. Запросы они имели, как настоящие аристократы. А средств, увы, было немного. Вот Александру Афанасьевичу и приходилось расставаться с фамильными вещами.

В тот день Изминский был явно смущён. В руках у него был небольшой потертый чемодан чик из коричневой кожи с позеленевшими бронзовыми замками.

– Ну что там у вас? – предчувствуя улов, строго спросил Фима.

– Вот, принёс показать вам отцовскую вещь. Он недавно умер. Мне это уже ни к чему. А внуки мгновенно променяют память о деде на какие-нибудь «Жигули».

– Что это? – с нетерпением спросил Фима. – О чем речь?

Изминский не спеша открыл чемодан и достал небольшую, но явно тяжелую шахматную доску, сантиметров 50-ти в длину, сделанную из белого камня вперемешку с благородным чёрным ониксом. Края доски были отделаны красным агатом. Внутри лежали два аккуратных мешочка, как показалось тогда Фиме, из куриной кожи. Лишь через много лет он узнал, что именно так выглядит страусиная кожа. При виде драгоценной доски и куриных мешочков, Фима, от нехорошего предчувствия, уронил очки. Александр Афанасьевич достал из мешка фигуру коня и молча передал ее Фиме. Конь был увесистый и приятный на ощупь, из чёрного оникса, в серебряной чеканной оправе с позолотой и рубиновыми глазами.

Подобно снайперу, припавшему к оптическому прицелу, Фима молниеносно вставил в глаз ювелирную лупу и навёл ее на пробу, которая четко виднелась на подошве фигуры. Это сейчас для выражения восторга кричат: «Вау!», а в 70-е годы прошлого века антиквары, выражая восторг, тихо стонали: «Это же К. Ф.!» Заветные буквы вкупе с яйцевидным золотником, благородным дамским профилем и цифрами 84 не оставляли сомнений. В Фимины руки попали шахматы, сделанные «К. Ф.», то есть в мастерской Карла Фаберже.

– Фима, не сомневайтесь, – сказал Изминский, – все фигуры на месте, и они в идеальном состоянии.

– Откуда они у Вас?

– Мой прадед заказал их у самого Фаберже. Он был заядлым шахматистом. Его сын, мой дед, делал большие успехи в шахматах и блестяще выступил в 1910 году на «Южнорусском турнире» в Одессе. В журнале «Шахматы» за 1911 год даже есть статья о нем. Дед подарил шахматы моему отцу, когда тому было лет 8. Ребенок, получив такой подарок, проявил необыкновенные способности к шахматам и подавал большие надежды.

– И как развивалась его шахматная карьера?

– Увы… никак. После революции, как вы понимаете, любое упоминание о Фаберже могло стоить жизни. Доска с фигурами была замурована в одной из квартир нашего дома, где бла гополучно сохранилась до наших дней. Я только недавно, после смерти старушки, жившей в квартире с тайником, смог туда проникнуть и забрать шахматы. Отец же без своих любимых фигур Фаберже быстро потерял интерес к шахматам и перестал участвовать в соревнованиях. А в своё время сам Боголюбов прочил его в гроссмейстеры!

– И что вы хотите с ними сделать?

– Фима, я понял в чем их ценность. Мне надо передать их подающему надежды шахматисту, и они вернут свою магическую силу. Мои дети шахматами не интересуются. Для них эти фигуры – только антиквариат, который можно выгодно продать. Они не понимают, что шахматы Фаберже – это одновременно и деньги, и счастье, и успех. Только играя на этой доске и этими фигурами можно добиться и того, и другого, и третьего. Иначе это только антиквариат, то есть деньги. А они сами понимаете… очень быстро тают.