– Ничтожность, – уточнила мама. – Лира Каталина Кейн, у тебя доброе и щедрое сердце! Мы обе знаем, что обратить в оружие можно что угодно, главное – твердо верить, что сумеешь этим ранить или погубить человека.

Этот разговор казался до того нормальным и привычным, что Лира с трудом его выносила.

– Мам, мне пришло письмо из бухгалтерии.

Девушку тут же придавила тишина в трубке – тяжелая, будто тысячелетнее дерево.

– Наверное, мой прошлый чек из издательства пришел слишком поздно, – наконец предположила мама, – и суммы в нем не хватило. Значит, я неправильно рассчитала. Но я всё исправлю, милая! Всё будет хорошо.

«Всё и так хорошо» – вечная реплика Лиры на протяжении трех лет, с тех самых пор, как фамилия Хоторн стала чуть ли не каждый день мелькать в новостях, а воспоминания, которые девушка так долго подавляла, захлестнули ее неумолимым потоком. И особенно страшным было одно…

– Забудь про оплату, мам. – Лире не терпелось поскорее закончить этот разговор. Излучать нормальность на расстоянии было проще, чем вблизи, но и это давалось нелегко. – Оформлю академ на семестр, пойду работать, возьму студенческий кредит и осенью сама закрою счет.

– Это исключено, – произнес голос, который принадлежал уже не маме.

– Привет, пап!

Кит Кейн женился на ее матери, когда Лире было три, и удочерил девочку, когда ей исполнилось пять. Другого папы у нее никогда не было. Пока не начались те самые сны, она о биологическом отце и не вспоминала.

– Мы с твоей мамой всё уладим, Лира, – добавил он тоном, не допускающим возражений.

Прежняя Лира послушно промолчала бы.

– Прямо сейчас? – деловито уточнила Лира нынешняя.

– У нас есть варианты.

Интонация, с которой он произнес слово «варианты», не оставила у Лиры и тени сомнений. Она знала, что он имеет в виду.

– «Майлс-Энд», – произнесла она.

Не может быть! Это ведь не просто какое-то там строение, а дом с фронтонами на фасаде, качелями на крыльце, лесом и ручьем неподалеку. Дом, рядом с которым росло дерево, на чьей коре вырезали свои имена несколько поколений Кейнов.

Лира тоже выросла в «Майлс-Энде» и вырезала свое имя на стволе того самого дерева, когда ей было девять. Ее маленький братик заслужил сделать то же самое. «Я не могу допустить, чтобы дом продали из-за меня», – пронеслось у Лиры в голове.

– Мы уже давно обсуждаем переезд, – спокойным, взвешенным тоном сообщил папа. – Слишком уж дорого содержать такой старый дом. Нам это не по карману. Если продать «Майлс-Энд», можно купить в городе домик, оплатить твое обучение и отложить денег на образование твоего брата. У меня на примете есть один застройщик, который…

– Да от застройщиков всегда отбоя нет, – напомнила Лира, не дав ему закончить, – и ты всякий раз посылаешь их к черту.

На этот раз тишина на другом конце провода была красноречивее всяких слов.

Бег – это больно, может, поэтому она к нему и пристрастилась. Прежняя Лира терпеть не могла пробежки, а нынешняя одолевала немалые дистанции! Вот только со временем организм привыкал к нагрузкам, так что каждый день приходилось пробегать чуть больше. И еще, и еще…

И родители, и друзья были в шоке, когда она бросила танцы ради бега. Лира продержалась до ноября выпускного класса, но ровно год назад – день в день – ее терпение иссякло. Она притворялась до последнего, но даже ее артистических талантов не хватило, чтобы и дальше изображать танцовщицу, которой она была прежде – до того, как всё началось.

Уму непостижимо: вся ее жизнь пошла под откос из-за какого-то сна, из-за единственного воспоминания. Лира знала, что ее биологический отец мертв, но не помнила, что он совершил суицид у нее на глазах. Она вытеснила из себя эту травму, и та словно бы и вовсе перестала существовать. Накануне сна Лира была нормальным счастливым подростком, а потом за одну ночь всё сломалось.