После этого откровения Амина каждый раз, занимаясь долмой, вспоминала те слова. Вполне законные, наверное, но это если крутить в две или в четыре руки, а у них дома всегда крутили целой толпой – при этом пели песни, разговаривали обо всем на свете и процесс проходил как-то безболезненно, весело.

Сегодня же вместо веселой болтовни мамы и сестер Амина отточенными движениями заворачивала фарш в виноградные листья, слушая музыкальный канал. В принципе, дело тоже шло довольно бодро. Да и для эксперимента требовалось-то чисто символически – приготовить маленькую кастрюльку, сегодня попробовать, а завтра девочкам принести. Они, мягко говоря, удивятся, но, скорей всего, съедят с удовольствием.

Закончив, Амина помыла руки, размяла шею, прохрустела позвонками, ведь спина успела уже затечь, а потом поставила кастрюльку на плиту, засекая время.

Минут сорок и дело в шляпе. А пока…

Амина вернулась в гостиную, достала из сумки тетрадь с конспектом, включила ноутбук, устроила это все вокруг себя на полу, взяла в руки ручку…

- Ох… - вздохнула тяжело, но приступила. В детстве, в школе, это все было как-то легче. Это было органично и закономерно, а теперь приходится прилагать усилия для того, чтоб вспомнить, как это делать-то – учиться, но надо.

К счастью, в этот вечер у Амины получилось все – и с учебой, и с долмой.

Часом позже, сидя на подушках в гостиной, аккуратно дуя на маленький конвертик из виноградного листа, Амина чувствовала себя великолепно – перед родными не опозорится, когда приедут. А чтоб поторопились – еще и фотографию своих трудов им скинет, а потом будет с нетерпением ждать реакции – и ведь непременно дождется именно такой, как хотелось – Людмила Васильевна будет хвалить до бесконечности, а Николай Митрофанович повздыхает о том, что быстрее бы научились еще и запахи со вкусом через экраны передавать.

Этот вечер у Амины получился настолько чудесным, что засыпала она с улыбкой на лице. Везде должно было все быть хорошо – в Бабочке, дома.

Последнее, что мелькнуло перед ее глазами, прежде чем девушка окончательно заснула, было лицо Дамира. Он вновь стоял в дверном проеме переговорки, рассказывая о том, что ее бабочки растлевают его барменов, и улыбался…

Амина тоже мысленно улыбнулась – это воспоминание о нем было первым приятным. Первым просто «человеческим». Значит, у них есть шанс. А это в свою очередь значит, что у Бабочки тоже.

***

- Маааам! – Мир открыл квартиру своим ключом – до сих пор, даже через много-много лет после переезда в собственное жилье, родители и слышать не хотели о том, что ему не стоит вот так без звонка вламываться в их дом, ковыряясь в скважине своим ключом.

Логика у родителей проста и непреклонна: дом этот их семьи. Он – ее часть, где бы ни жил. Значит, входить сюда он имеет право, как и любой другой член семьи, без спроса и стука.

Где-то там, в кухне, находившейся в противоположном конце квартиры, его услышали, и несколько пар ног уже неслось навстречу.

Прежде чем семнадцатилетняя Лала повисла на шее брата, Мир успел снять куртку и разуться.

- Salam, qardaşım*, - девушка запечатлела на щеке брата поцелуй, оставив там след своей насыщенной бордовой помады, оглядела скептически, и только потом отпустила.

* Salam, qardaşım – привет, братик (азербайджанский).

- Привет, - а вслед за младшенькой в коридоре появились и мама со средней – Наирой. Наира неслась навстречу брату не так шустро как их малая, что и неудивительно – на шестом месяце беременности особо не побегаешь.

Сара же – их самая лучшая в мире мама, миниатюрная черноволосая женщина пятидесяти трех лет, видимо, как услышала его голос, забыла поставить тарелку с нарезанными овощами и зеленью на стол, поэтому примчалась прямо так – с ней.