Сидящий на холме незнакомец был потомком тех мигрантов, что полвека назад пересекли каньон Чарли Гиббса и расселились вдоль всего Срединного хребта. Только эти люди имели своеобразную моду разгуливать по центральной Атлантике в одних коротких, чуть ниже колен, широких штанах и босиком. Во-вторых, после переселения на юг прежде бледная, обветренная кожа северян густо покраснела от солнца и загрубела еще больше. Следящий за нами субъект мог бы, наверное, встать на фоне заката и полностью слиться с ним, как хамелеон на песке.

И в-третьих, прическа этого типа была характерной для истинного северянина: наголо бритая с двух сторон голова с оставленной посередине неширокой полосой зачесанных назад волос. Довольно густых и длинных, собранных на конце в тугой пучок. Вдобавок ко всему волосы незнакомца были ярко-рыжие, а сам он – низкорослым, но весьма широкоплечим и кряжистым. Наверняка в детстве его заставляли ежедневно таскать тяжести, что являлось у северян распространенной воспитательной практикой. Короче говоря, более типичного их представителя я не встречал уже очень давно.

Рядом с краснокожим крепышом стоял воткнутым в песок большой щит – прямоугольный, чуть выпуклый и, судя по всему, цельнометаллический. В самом его центре торчал тупоконечный набалдашник, а выше его имелась узкая смотровая щель. Поставь сидящий северянин щит перед собой, и он полностью скрыл бы от нас своего хозяина. Но тот и не думал таиться. Напротив, явно стремился попасться всем на глаза и добился своего. На его правом запястье была намотана длинная железная цепь, конец которой пришелец забросил за плечо. Присмотревшись, я отметил, что, несмотря на могучее телосложение, он уже не юн. Скорее всего, моложе пятидесятилетнего Гуго, но явно постарше меня. А по роду занятий – ищущий работу, наемный караванный охранник. И впрямь, кому еще, кроме наемника, взбредет в голову таскаться по хамаде с тяжелым боевым щитом?

Заметив рассевшегося неподалеку зрителя, круглолицый кабальеро замешкался. Не испугался, нет – кого эти головорезы по-настоящему боялись, так только дона Балтазара и Владычицу Льдов. Просто капитан гвардейцев, как и я, так же внимательно разглядывал незнакомца. А разглядев, поинтересовался:

– Эй, бродяга, чего тебе надо?

– Пока ничего, – отозвался тот, не переменив позы. – Просто сижу и смотрю. Очень хочу узнать, чем закончится ваш разговор.

Им приходилось говорить громко, поскольку их разделяло около полусотни шагов. Голос у северянина был низкий и рокочущий, как урчание горного льва. И пусть тон незнакомца не был воинственным, в его словах слышалось не то предостережение, не то даже скрытая угроза. Кабальеро тоже это почувствовали и, последовав примеру капитана, извлекли из седельных кобур пистолеты.

– А ну проваливай отсюда! – сострожился круглолицый. – То, что здесь происходит, – не твое собачье дело! Пошел вон!

– Может, и не мое, – пожал плечами краснокожий. – А может, очень даже мое. Тебе-то откуда это известно?

– Попридержи язык, profano bastardo! – рявкнул капитан, натянув поводья, поскольку от его гневного крика лошадь под ним обеспокоенно заходила. – Да ты хоть знаешь, с кем разговариваешь?!

– Знаю, – как ни в чем не бывало подтвердил северянин. – Вы – те самые шестеро южан, которые прибыли в поселок на рассвете и выспрашивали насчет буксира «Гольфстрим». Видать, грозные вы шишки, раз Фарух при вашем появлении так перепугался, а эти ребята… – он указал на меня, замершего с монтировкой в руке у заднего борта трейлера, – позволяют вам хозяйничать у них на бронекате, как у себя дома. Судя по вашему гонору и резвым лошадкам, вы – из Кавалькады. Однако, глядя на ваши гнусные рожи, я вижу, что имею дело с грязным отребьем, а не с кабальеро…