– А я тя не признал сразу, ― состарившееся лицо Марыча расплылось в беззубой улыбке. ― Если бы не крикнул по-нашенски, так бы и смылся…

Наркоша и сиделец в прошлом, пропойца в настоящем – прочитал я на его лице. Один из самых спортивных и симпатичных парней нашего двора превратился в развалину. А ведь раньше, когда в компании бродили-шкодили, девчонки с него глаз не сводили. Рядом с ним у таких как я шансов не было.

– Ты, я смотрю, как начальник выглядишь, ― Марат, который был младше меня на пару лет, опять показал частые щербинки между зубов.

– А где твой приятель? ― Спросил я.

– Я один был.

Я посмотрел в глаза старого товарища и понял, что только внешность изменилась. В душе это тот же самый Марыч, безбашенный пацан, которого даже фашисты бы не допытали про партизанские явки.

– Как жизнь? Как наши? ― Перевел я тему разговора.

– Живу – не тужу. А наших и не осталось вовсе. ― Марыч был явно не настроен на разговор по душам.

Помолчали. Докурив, я окинул взором двор родной хрущевки и поднялся.

– Русланчика порезали, Валерка и Нурик еще чалятся, Андрюха на северах; один я, да Расул остались в поселке. ― Прохрипел Марат.

– А остальные?

– Остальные в Николаевке** отдыхают. ― По ходу я один сумел соскочить, ― угрюмо добавил Марыч и изобразил жестом укол в вену.

Наш поселок еще с восьмидесятых удобно оказался на перекрестке наркопутей, ведущих с восточной части страны на запад. У нас был хаб, как сейчас бы сказали логисты. Перевалочная база. До нас довозили представители производителей. И разбирали посредники. Посредники, которые разводили "товар" по всей необъятной территории некогда великой страны, которая в очередной раз решила поменять вектор движения. Смена геополитических ориентиров способствовала расширению наркотрафика. Именно во время перестройки начался его расцвет, который достиг своего апогея уже на заре Новой России. Стоил ли говорить, как сильно изменило это судьбы моих земляков?!

До меня, конечно, долетали слухи про бывших друзей. Их жизни… И смерти… Но безостановочная гонка в большом городе не давала времени притормозить и задуматься, вспомнить и попереживать. Осознанно или нет, но мой мозг отказывался анализировать эту информацию, а душа не была настроена на воспоминания о людях из прошлой жизни.

И только сейчас до меня дошло, что здесь, в этом забытом всеми поселке жизнь тоже шла своим чередом. И те, кого я помнил еще детьми, давно выросли. А некоторые даже успели умереть. При этом все равно не покидало странное ощущение, когда кажется, что после отъезда мирок, окружавший тебя раньше, остался как бы замаринованным ждать твоего возвращения в неизменном виде.

– Жизнь течет, все меняется, ― Марат будто прочитал мои мысли. ― Смотри, ты тоже изменился, видимо большим начальником стал в городе.

Я больше не мог смотреть в этот щербатый рот.

– Ладно, мне пора, давай, ― пробормотал я и сделал попытку уйти, но следующие слова меня остановили.

– Помнишь тётю Нину?

Я обернулся.

– Твоя же мать вроде дружила с ней.

– Да?!

– Ее внучку убили недавно. У нас весь поселок на ушах стоял, ― Марыч угрюмо посмотрел на меня снизу вверх.

– У нее была внучка? Дурацкий вопрос. Почему-то именно это в тот момент удивило. ― Рассказывай, ― попросил я, обратно усаживаясь на лавку.

После похорон единственного сына тётя Нина, так и не прекратила траур. Кое-как доработав оставшиеся пару лет до пенсии, она всецело посвятила себя воспитанию внучки. Вдова Кирилла не возражала. Даже выйдя замуж во второй раз, она не была против тесной связи дочери с бывшей свекровью. Поэтому с детства Дарина жила на два дома. При этом бо́льшую часть времени она проводила с бабушкой.