Ленина – не знал, но запомнил:

– Его хоронят.

Говорит – 2001 год, что слишком много благо-успокоенных. У нас всё хорошо, – но!

– Где он их увидел, ибо и во власти их не было.

Всё было именно по Галичу, песни которого сегодня слушал под руководством Познера:

– Протрубили трубачи тревогу!

В десять лет прочитал Войну и Мир.

Младший брат увлекался толстовством. Солженицына, похоже, он сам имеет в виду.

Толстой говорил, что должно быть:

– Непротивление злу насилием, – а:

– Солдаты начали убивать офицеров, крестьяне помещиков, – как, употреблять силу, или нет?

И отвечает:

– В зависимости от того, для чего она применяется. – Это ошибка, ошибка логическая.

Это Ненасилие – это и есть само оружие. Другое не сработает против фундаментального зла, которое имеется в виду в Библии.

– Где проходит граница между добром и злом? – хороший вопрос корреспондента.

Но ответ невнятный: между странами, государствами, между самим собой, кажется было упомянуто, – но всё равно слишком абстрактно.

Подробно сие расписал Пушкин:

– Ваше письмо от 15-го имел я честь получить 23-го сего же месяца, – следовательно:

– Между нами, сэр, как дуэльный барьер, – который и вывел в люди – только кого?

Неужели Пушкина?

Получается – можно подумать – что все работают под прикрытием:

– Шпионами.

Тем не менее, выступить против Чацкого – это лобовая атака против правды, что мы:

– Обратные – на самом деле ЕСТЬ.

Но при советской власти думали – нет, так только встречаются иногда придурки, которым на крышу ночью бросали камни, чтобы побегать для смеха. Ибо:

– Злиться плохо, плохо даже не только против правды, а против нормы.

Солженицын – это не норма. Так:

– Прапорщик, или еще точнее, старшина.

Вот тот солдат, которого сыграл в фильме Разжалованный Александр Михайлов, где он сопровождал молодого лейтенанта в комендатуру, за то, что не остановил отступающих солдат стрельбой в упор.

Но сейчас об этом бес толку говорить. Имеется в виду, не вообще, а конкретно, в судьбе Солженицына. Например, не спился, как Шолохов от бес-приличия.

Писал сам, несмотря на то, что так и получались одни каракули. Не знал, или не хотел выйти за границу дозволенного, что:

– Бывает только Содержание – форма – финтифлюшки.

Ибо Форма – это Сам Рассказ, Книга, которая напрочь не принимается во внимание советской властью, – и:

– Откуда только она так много знает о Форме и Содержании?

По тексту – Солженицын – это и есть прямая советская власть – форма отсутствует. Говорится – имеется в виду – пишется так, что лучше и не надо, а так и оставить всё.

– Где?

В До-сотворении мира, – только. В хаосе. Следовательно, Хаос – это и есть то, что не имеет Формы.

Тут надо было написать не с Дубом бодался теленок, – а – нет, не с Хаосом, – а:

– За него!

Собственно, Солженицын – это и есть атака Хаоса на людишек, притаившихся в пивных советской власти. Да с:

– Суш-ки-ми, маком солеными.

Во, была жизнь, пиво – дешево, бутерброды с колбасой копченой – прямо из автомата, только бросай монетки – нет контакта с безалаберными продавщицами, портящими сознательно всё то хорошее, что они продают свои тупым ум-мишкой.

Показывают Примакова. Комментарии излишни уже давно:

– Пусть будет всё, – если нам это надо, – был его лозунг, Примакова.

Людей с таким характером не очень понятно, много или мало? Ибо посмотри вокруг себя:

– Почти никого!

Если же устраиваться при большой необходимости на работу в Москве, – но:

– Меня администратором не берут, – только:

– Комендантом, – отвечает девушка на кадрах, еще раз взглянув мне в лицо – и:

– Уже определила: не старшина. – Как в кино Разжалованный.

Евгений Мир-ов: